— Вы не совсем неправы, Мари́́, раньше действительно многое было по-другому, — вступила в разговор хозяйка. — Но два года назад от сердечного приступа скончался Петр Ильич, и Николай Петрович все всерьез взял в свои руки. Я не видела, чтобы кого-то пороли плетьми, но людей будто подменили. Почти всех прежних слуг из дома удалили, набрали новых, наняли другого управляющего, теперь имение не узнать. Я ничего не понимаю в хозяйстве, но видела, как кузнец по чертежам Nicolá мастерил всякие механизмы. Теперь и сенокос, и уборка хлебов проходят гораздо быстрее. Крестьяне успевают и на свое хозяйство, и получают небольшие премии за качественную работу на наших землях. Урожаи, насколько мне известно, выросли почти вдвое, и мы сразу стали намного лучше жить. Николай Петрович будет уже баллотироваться в предводители уездного дворянства, его многие поддерживают.
Разговор был еще долгим, начинало темнеть, запищали комары. Мари́́ попросила у кузины какую-нибудь горничную в услужение.
— Моя заболела в дороге, — пояснила она. — Осталась в городской больнице, мне пришлось еще заплатить за лечение.
Натали́́ посмотрела на мужа, и он утвердительно кивнул.
— Евдокия! — скомандовал он девке, уже убравшей со стола и вытиравшей его тряпкой. — Пока госпожа Мари́́ гостит у нас, будешь ей прислуживать в качестве камеристки. Все понятно?
— Да, барин, — Евдокия неуклюже присела, что должно было изображать реверанс, и обе женщины прыснули от смеха. — А кто за столом будет прислуживать?
— Не твоя забота. Проводи госпожу в спальню, приготовь постель, неотлучно находись при ней. Будет недовольна — накажу. Все это время ключница тебе не указ, только я и госпожа. Пелагея, слышала? А ты, Евдокия, иди, работай.
Мари́́ отправилась с кузиной укладывать спать детей, а когда они остались одни, завела откровенный разговор:
— Как вам повезло, Натали́́! Вы вышли замуж за настоящего мужчину. Во-первых, замечательный хозяин, а во-вторых, представляю, как он хорош в постели. Ведь это правда? А у него есть крестьянские дети?
— Мари́́, как вам не стыдно! — Натали́́ сразу покраснела до корней волос. — Мой муж не шляется по этим грязным девкам. Вообще, я не люблю такие темы. Давайте лучше о другом. Не представляете, как теперь приятно жить по-человечески. При жизни папеньки Nicolá не мог толком развернуться; вот уж не было бы счастья, да несчастье помогло. А теперь в состоянии и принимать гостей, и много выезжаем сами. Скоро купим дом в городе, будем там зимовать.
— Рада, что у вас все так прекрасно. Только мой вам женский совет — побольше внимания этой, как вы говорите, «теме». Вижу, что вас, Натали́́, эта сторона жизни мало интересует, а для мужчины, тем более такого породистого, это необычайно важно. В Европе на все это смотрят проще, чем у нас. Как-нибудь я расскажу вам, какие у меня были приключения, пока мой старик ночи напролет резался в карты. Такого вы не прочитаете даже в «Декамероне»[1] Боккаччо.
Хозяйка снова смутилась, покраснела еще сильнее и отвернулась.
— Прошу вас, Мари́́, избавьте меня от таких разговоров. Мне даже слушать такое стыдно. Я удивляюсь, как вы могли читать подобную книгу. У Николая Петровича она есть, он дал мне как-то почитать, но я осилила только четверть. Дальше не смогла. В другой раз подсунул мне «Фанни»[2] Джона Клеланда. Так там такое написано, что «Декамерон» по сравнению с ней — сказки для детей. Конечно, я не могла это дальше читать.
Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Евдокия, поджидавшая под дверями, проводила гостью в отведенную для нее комнату, где уже горела свеча, постель была приготовлена для сна, перина и подушки аккуратно взбиты.
— Спасибо, милая, — небрежно сказала Мари́́. — Я ужасно устала, раздень меня.
Евдокия подскочила к госпоже и сняла с нее платье.
— Дальше, дальше, — потребовала Мари́́. — Чего ты смущаешься, мы обе женщины. А я люблю спать голой, пока тепло. Врачи рекомендуют.
Евдокия послушалась, и вскоре Мари́́ стояла перед ней в чем мать родила. Девушку удивило, что у госпожи были аккуратно выбриты все волосы на теле: и под мышками, и на лобке. Ее нельзя было назвать ни худой, ни полной; все пропорции были соблюдены безукоризненно. Евдокия вздохнула: ей никогда не быть такой красавицей.
Мари́́ села перед зеркалом и, пока девушка расчесывала ей волосы, выяснила, что она грамотна, и велела спросить у барина книгу под названием «Фанни». Евдокия вернулась через несколько минут с книгой под мышкой.
— Барин даже обрадовались, — рассказала она. — Сказали, что у них еще такие есть, читайте на здоровье.
1
«Декамерон» (итал. Il Decamerone от др. — греч. δεκα «десять» + μερα «день», букв. — «Десятиднев») — собрание ста новелл итальянского писателя Джованни Боккаччо, одна из самых знаменитых книг раннего итальянского Ренессанса, написанная приблизительно в 1352–1354 годы. Большинство новелл этой книги посвящено теме любви, начиная от её эротического и заканчивая трагическим аспектами.
2
«Мемуары женщины удовольствия», широко известной как Фанни Хилл (возможно, англицизация латинского mons veneris, холм Венеры) — эротический роман английского писателя Джона Клеланда, впервые опубликованный в Лондоне в 1748 году. Написанная в то время, когда автор находился в долговой тюрьме в Лондоне, она считается «первой оригинальной порнографией в английской прозе и первой порнографией, использующей форму романа». Это одна из самых преследуемых и запрещенных книг в истории.
Книга иллюстрирует использование эвфемизма. В тексте нет «грязных слов» или явных научных терминов для частей тела, но для описания гениталий используется множество литературных приемов. Например, влагалище иногда называют «нижним ртом», что также является примером психологического смещения.
Критическое издание Питера Сэйбора включает библиографию и пояснительные примечания. Сборник «Фанни Хилл» содержит несколько эссе на исторические, социальные и экономические темы, лежащие в основе романа