— Дедушка Мороз, не бей мой овес, наполни мои амбары золотым зерном!
Из-за двери, в щелку, за отцом подглядывал любопытный Афонька. Очень ему хотелось выйти и самому разливать кисель по двору. Но он боялся отца. Крут тятенька, рука у него тяжелая, мальчик давно в этом убедился: не раз получал трепку за свои проказы. А пожалеть Афоньку некому — маманя умерла, когда он был еще совсем маленький. Сестрица же сама все больше сторону отца держит, говорит:
— Так тебе, чертенок, и надо! Не будешь баловаться.
Но все-таки не выдержал сорванец, шмыгнул на крыльцо и спрашивает:
— Тятя, зачем ты мороза просишь, ты же говорил, что Господь все дает?..
Григорий Миронович от неожиданности (сын стоял за спиной, он его не видел) чуть черпачок не уронил. Обернулся и посмотрел сердито, дескать, кто посмел ему мешать? У Афоньки рот открыт, уши розовые торчат из-под русых вихров, и глаза косые хитрущие — без тени страха. «Вот, дьяволенок, поддел отца! Умно, ничего не скажешь…» В душе Григорий Миронович восхищался сыном: ум остер, сам шустер, все видит и примечает, не по годам разумен. Но виду не подавал, чтоб не избаловать. Вот и сейчас шлепнул сына пониже спины и сказал:
— Любопытен больно. Вырастешь — поймешь. А сейчас рот закрой, а то ворона влетит.
— Пусть, я ее тогда съем.
Тут уж Григорий Миронович не выдержал, рассмеялся, еще раз шлепнул сына:
— А ну, беги по своим делам, в отцовские не встревай.
Афонька клубком скатился с крыльца и, разбрызгивая грязь, помчался на улицу. Отец с любовью смотрел ему вслед. Наследник растет. Для него старается, копит добро. Может, купцом станет, самостоятельным хозяином… Конечно, управляющий и дочь свою любит, но иначе, чем сына. За девку и вершка земли не дают, а скоро и саму со двора уведут, да еще с добром-приданным. А там еще неизвестно, какой зять окажется…
Из конюшни вышел работник, Игнат Мазяркин. В руках — пустые ведра-бадейки. Понятно, скотину поил.
— Ей, дубина ты стоеросовая, чай, не забыл воду-то подогреть, как велено тебе было? — управляющий кинулся к Игнату, заглянул в пустые бадейки, потом в ворота конюшни, словно надеялся там найти ответ на свой вопрос. Игнату же он не дал и рта открыть, продолжая свои угрозы:
— Смотри у меня, скинет кобыла или корова, самого порешу! Говорил тебе, холодного пойла им нельзя!
— Да что я, дурак, сам знаю! — Игнат с обидой прервал хозяйскую ругань и добавил: — Не первый год тебе служу и за скотиной хожу, как другие матеря за детками не ходят.
— Ладно, — примирительно сказал Григорий Миронович, хорошо понимая, что работник прав. Однако лишняя острастка и Игнату не помешает, радивее будет. — Поезжай за сеном на дальний выгон. Там еще стожок нетронутый остался. Привези, а то ведь сопрут, голытьба окаянная…
Игнат пошел запрягать лошадь, хозяин — следом за ним в конюшню. Все обошел, проверил — остался доволен. Скотина в тепле и чистоте, напоена-накормлена. Правда, несколько лошадей в стойлах отсутствовали — отправились подводами в Нижний с мясом. На базаре у Григория Мироновича свой человек имеется. Поможет мужикам мясо продать и купить рыбу. Рыбу ту в местной лавке Григорий Миронович с выгодой продаст или у сельчан выменяет на что-нибудь нужное. Лавка в Сеськине самому управляющему принадлежит, тут уж с графиней доходом он не делится. А доход хороший, постоянный. В прошлом году благодаря этому новую конюшню на сорок голов поставил. Строение основательное: рубленые сосновые стены, крыша тесовая. В стойлах даже полы настелены. Дворец, а не конюшня. Пока она, правда, наполовину пустует. Да это дело поправимое, уже нынешней весной хороший приплод ожидается. Поэтому и бережет Григорий Миронович пуще глаз стельных коров и жеребых кобыл. А на развод в прошлом году он купил на Макарьевской ярмарке породистого жеребца Чингисхана. Вот он сейчас в стойле нетерпеливо бьет копытом. Увидев хозяина, заржал приветливо и потянулся мордой через загородку. Знает, что получит угощение. Григорий Миронович достал из-за пазухи краюшку хлеба и дал любимцу, ласково потрепал атласную шею. Немалые деньги выложил за жеребца. Но ни разу не пожалел об этом. Могучий вороной красавец с белой звездочкой на лбу каждый день его душу радует. И потомство от него ожидается ценное. Нет, не жаль Григорию Мироновичу той сотни рублей, совсем не жаль. У самой графини таких жеребцов нет…
Всем в округе известно, что коневод Козлов отличный. Ради хорошего рысака ничего не пожалеет. На первом месте у него всегда лошади, а потом уж все остальное. Так вот и с женой было. Приболела Фима, не обратил внимания сначала, потом денег пожалел, чтоб к докторам в Нижний свезти хворую. Посчитал, что только напрасный разор будет, — толку от этих городских лекарей все равно нет, им бы только поживиться за счет людских страданий. Поэтому лечили Фиму местные знахарки.