Но наступает пора, когда этнографический эффект, экзотическая окраска становятся пройденным этапом, архаикой, когда законы и нормы современной высокоразвитой литературы начинают определять характер, стиль и белорусской прозы. Тогда то, что было раньше, воспринимается уже как яркая пора наивного и чистого детства. Но и зрелость приходит не сразу — нужно преодолеть стремление к подражанию, провинциальное желание казаться более зрелым, чем есть на самом деле. И поэтому нельзя представлять диаграмму развития белорусской прозы, ее художественный уровень, как движение все время вверх. В определенном смысле ранняя проза Якуба Коласа не была превзойдена сами Коласом даже в его повестях. А в последней книге трилогии «На росстанях» утрачено кое-что и из того что было в первой. Что это — регрессивное движение нашей прозы? Совсем нет. Проза развивалась, обогащалась, делалась более глубокой и по-настоящему зрелой. Возникали новые качества, черты, открывались новые возможности. Но новый художественный синтез давался непросто, нелегко. Тот же Колас где-то удачно достигал его на новой, более высокой основе, а где-то «захват» был настолько широким, что осуществить такую художественную задачу было по плечу только всей нашей литературе и на более позднем этапе.
Разве не решил какие-то художественные задачи, поставленные Коласом, в своих романах И. Мележ? А то, что начал, но не завершил, не смог завершить К. Чорный — автор психологических рассказов и романа «Сестра»,— продолжает уже проза шестидесятых годов.
Закон диалектического движения через накопление количества и переход его в новое качество, в новый художественный синтез по-своему действует и в искусстве.
Издалека временами лучше можно увидеть, что есть вершина, а что только подход к ней.
М. Зарецким особенно увлекались, когда он писал очень книжные, «под Достоевского», рассказы. Возможно, потому, что они отвечали объективной потребности — писать, как в высокоразвитых литературах.
Но прямая линия в литературе не самая короткая. Повторять других в искусстве — совсем не означает подняться на тот же уровень.
Подлинный путь к зрелости литературы лежал на глубине: через раскрытие того главного и неповторимого, что было, что есть в белорусском народе, его психологии, истории, быте, языке.
Этим путем шли Я. Колас, 3. Бядуля, М. Горецкий, К. Чорный, на него становился М. Зарецкий, на нем достигли многого М. Лыньков, П. Головач и другие наши прозаики двадцатых — тридцатых годов.
Янка Купала, Якуб Колас, Максим Горецкий, Кузьма Чорный несли белорусское художественное слово своему народу, но вместе с тем и целому миру. Поэзия Купалы — необходимое звено в поэтической гирлянде национальных гениев, которая опоясывает весь земной шар. Без этого звена венок был бы неполон.
Без «Евгения Онегина» и «Пана Тадеуша», как отмечал сам Я. Колас, не было бы и «Новой земли». Это так. Но и без «Новой земли» славянская поэма-роман выглядела бы беднее перед целым миром.
Литература наша, как и каждая национальная литература, подключена к мировой самыми выдающимися именами и произведениями. Это, однако, не означает, что все прочее, кроме выдающегося, отключено. Нет, не отключено. Особенно в наше время, когда все связи человечества столь укрепились и укрепляются.
Литература наша, как только она стала историческим и художественным фактом, начала вся развиваться в «силовом поле» мировой литературы, к чему-то притягиваясь и от чего-то отталкиваясь, ища свое лицо и добавляя свою краску к общечеловеческой художественной культуре.
КОЛАСОВСКИЙ ПСИХОЛОГИЗМ
Принимаясь за разговор о Коласе-прозаике, об «уроках» Коласа, мы не собираемся подробно анализировать все богатство его прозаического наследства. Задача наша значительно уже: отметить то, что делает Коласа — психолога и бытописателя — предшественником и современником Кузьмы Чорного, а вместе с тем и теперешних прозаиков.
Якуб Колас со всей плеядой прозаиков дореволюционных (Ядвигин Ш., 3. Бядуля, М. Горецкий, Т. Гартный) и писателями двадцатых годов выработал весьма мощную традицию яркого живописания быта белоруса. С этого, собственно говоря, начиналась наша проза, и это была наиболее выразительная национальная краска, без которой трудно представить белорусскую прозу. Тот же Колас, а потом Горецкий, Чорный, Лыньков, Зарецкий, Головач, Самуйленок и другие углубляются все смелей и в психологию человека, открывая миру национальный характер своего народа. Но и психологической правды, глубины они (во всяком случае, большинство) достигают через точнейшее раскрытие реального быта человека.