Смотреть на свое через увеличительное стекло мировой культуры человековедения — вот что нужно литератору. Тогда только и возникает то, что мы называем литературными типами, а тем более — типами мирового звучания.
Такой взгляд К. Чорному был органически присущ. Это очень важный «урок», который дает нам наследие белорусского классика. Он особенно своевремен сегод ня, когда белорусская литература обязана целому миру нести свое слово от имени народа, которому есть что сообщить человечеству не только о себе, но и о самом человечестве.
Вот он, в общих чертах, путь К. Чорного к современной прозе, который он выбрал и прокладывал вместе с Я. Коласом, М. Горецким и другими писателями для всей белорусской литературы. Путь этот проложен на национальной почве, языковой и исторической, но выводит он на скрещивание мировых литературных дорог, где встречаются Толстой и Стендаль, Достоевский и Шекспир, Горький и Бальзак. Для нашей прозы, которая созревала на этих путях, какие-то качества сегодня уже характерны как вполне современные и вместе с тем национальные. Правда, не так просто их все учесть и отчетливо определить.
Возможно, это и особая склонность видеть и подчеркнуто правдиво писать человека со всеми корнями и корешками народного быта, которая в наше время так мастерски обнаружилась в «Полесской хронике» И. Мележа, «Городке Устрони» М. Лобана, в рассказах В. Адамчика, В. Полторан и М. Лупсякова (к этому «привык» и литературный белорусский язык, который чрезвычайно насыщен соками бытовой, разговорной, народной речи). Возможно, стоит выделить и особую простоту, даже некую «стыдливость» поэтических средств в белорусской прозе (даже если она повышенно эмоциональна по стилю — как у Я. Брыля, И. Науменки, М. Стрельцова). Где подает свой голос поэзия в нашей прозе, там обязательно жди улыбки, иронии: прозаик будто бы сам обрывает себя.
И все же главным стилевым приобретением, первым качеством, которое укрепилось в современной белорусской прозе в результате ее исторического развития нужно, думается, считать то, что она не болеет стилевой однотонностью. И именно К. Чорный целенаправленно приучал нашу прозу, ее формы, ее язык к существованию «на виду» у мировой традиции. Но не к всеядности «приучали» К. Чорный, Я. Колас, М. Горецкий и другие наши классики белорусскую литературу, а к смелости и раскованности, которая открывает ей все пути, продиктованные временем и жизнью.
Можно отметить, что именно после К. Чорного все более «национальной» делается и такая традиция белорусской прозы, как Интеллектуализм, суровый, порой жесткий аналитизм в показе жизни и человеческой психологии, что, например, замечается в лучших произведениях В. Быкова.
Путь К. Чорного к большой современной прозе — это и путь всей белорусской литературы к уверенной и надежной зрелости.
Перевод с белорусского Зои Крахмальниковой
1967—1968
Примечания
1. Полымя, 1970, № 6 с. 192-193.
2. См.: Н. Вильмонт. Великие спутники. М., "Советский писатель", 1966, с. 9.
3. Кузьма Чорны. Збор твораў у 6-ці тамах, т. 6, Мінск, 1955 (Все цитаты из этого издания даются в переводе З. Крахмальниковой.)
4. Полымя, 1966, № 3.
5. Вопросы философии, 1967, № 9.
6. Москва, 1968, № 5, с. 160.
7. Літаратура і мастацтва, 1955, 3 декабря.
8. Э. Миндлин. Необыкновенные собеседники: М., "Советский писатель", 1968, с. 408.
9. Вопросы философии, 1966, № 12, 1967, № 7.
10. Здесь и далее роман К. Чорного "Сестра" цитируется по полному тексту, который хранится в Институте литературы имени Я. Купалы АН БССР.
11. Вопросы литературы, 1968, № 2, с. 166.
12. "Дневник" К. Чорного цитируется по полному тексту, который хранится в архиве семьи писателя.
13. Романы К. Чорного "Поиски будущего", "Млечный Путь", "Большой день" цитируются по полному тексту, который хранится в Институте литературы имени Я. Купалы АН БССР.
14. Вацлав Краль. Преступления против Европы. М., 1968, с. 269.
15. "Мы пришли к выводу, что нам по дороге с Германией. Германия начнет войну, и мы завладеем востоком... В первые дни войны нас спустили тут с немецких самолетов. Мы делали, что нам поручили. Мы готовили воздух для прихода немцев. Теперь немцы мне дали мелкую службу на продуктовом складе. Я же был деятель! К тому же это - издевательство! Я узнал, что под Варшавой повешена моя сестра. Меня выгнали со службы. Я скитаюсь и не имею, где голову склонить".