Двигаясь вдоль Дуная среди виноградников и фруктовых садов, временами теряешь реку из вида. Приходится ориентироваться по указателям, которые могут тебя подвести, когда ты вдруг оказываешься на мосту и вынужден переезжать реку, а потом возвращаться обратно. Так у нас и получилось, но мы добились своего, и вот он – Кремс. Город назван так по имени реки Кремс, впадающей здесь в Дунай, и по российским меркам считается большим. После Дюрнштайна Кремс нам не показался, однако кое- что мы заметили и даже посетили. Например, дом Иоганна Бетховена, брата великого композитора, а также музеи мотоциклов и карикатуры. Первый – один из крупнейших музеев такого рода в Европе. В нескольких километрах от Кремса находится замок Графенегг. В замке прекрасная капелла и монументальная лоджия, а также главная башня. Всё построено в романтическом стиле и издали кажется макетом, декорацией, однако вблизи представляет собой жилую резиденцию, в которой проживают потомки Августа Фердинанда.
Присели на скамью в маленьком сквере и обсудили планы. То, что подошло время обеда, возражений не вызвало, не было разногласий и по поводу того, что будем ночевать дома в Вене. Тут же, недалеко от ворот, построенных на входе в Кремс, нашли ресторан с прекрасной верандой, на которой стояли деревянные столики с плетёными креслами. Заказали салаты со спаржей – гулять так гулять – стейки из дикого лосося и сосиски с жареной картошкой. Вино, конечно, местное, кока-кола неизвестного происхождения, но вкусная. Погода солнечная, настроение отличное с лёгкой грустинкой, которая появляется, когда с чем – то расстаёшься, но глубоко об этом не задумываешься.
Пока шли к машине, на маленьком рыночке всё-таки купили пару бутылок вина из местных погребов и бутылку абрикосового ликёра, номер два по популярности в Кремсе. Всё это можно было купить и в Вене, но положение обязывает.
День не был ещё достаточно длинным, и мы запарковались у нашего дома, когда уже стемнело. Утром проснулись и поняли, что никуда идти не надо, а можно поговорить о планах. А может, что-то предпринять. А что, пока не придумывалось. Мне пришла в голову правильная мысль – пойти в офис и встретиться с соратниками. Необычно было видеть своё рабочее место после недельного отсутствия. Все на меня смотрели вопросительно, но фамильярных вопросов не задавали, только Рощин, пользуясь заслуженной репутацией, буркнул: «Всё развлекаетесь!» В глазах Анны горело ожидание рассказов о необыкновенных приключениях, но стойкие мужики уединились в кабинете Шорина и перебирали варианты. Самсонова, наверное, жаждавшего выражения дружбы, не было, поэтому я получил прямо в лоб приглашение собраться у Бориса в ближайшую субботу и устроить вечер воспоминаний. Затем следовали рыбалка и фуршет в офисе.
ЛЕТО В ВЕНЕ.
Хотели совместить сабантуй у Шориных с рыбалкой, но женщины забастовали, выдвинув свои доводы, отвергающие наше отсутствие, необходимое для общения и чистки рыбы. А может просто не любили австрийскую пресноводную рыбу. Вникнув в обстановку, впряглись в подготовку общего застолья, съездили на рынок, закупили всё необходимое и помогли собрать «поляну». Дети пошли прогуливать Кузьмича, но быстро вернулись, так как пёс тащил за собой всех троих и отказывался признавать случайных, с его точки зрения, хозяев. Домой все ввалились разгорячённые: ребята раскрасневшиеся, а пёс с гордо вздёрнутой головой подчёркивал свою самостоятельность. Борис отказался признавать поражение детей и договорился с собакой отложить прогулку на потом.
Предложение попробовать абрикосовку из Кремса было отвергнуто, так как закуска требовала белой, а женщины предпочли сухое. Девочки щебетали, а Евгений прицепился к мужчинам, требуя подтвердить ближайший выезд на рыбалку. Нерешительными голосами заставили женщин согласиться с ребёнком, после чего он забыл на время о рыбалке и переключился на еду, так как, надо признаться, был к ней неравнодушен.
Рассказали о нашей поездке в красках, что позволило Нелли заявить супругу, что « она такую же хочет». Праздник продолжался, и настал момент, когда Кузьмич под столом стал меня толкать мордой, заключая со мной договор о прогулке. Заявив об этом заревновавшему Шорину, я составил им компанию. Не надевая псу поводок и позволив ему сделать свои дела, Борис увлёк нас в аллею, где были разбиты клумбы с цветами. Вокруг никого не было, видимо, венцы разъехались по дачам, и мы уселись на скамейку, позволив Кузьмичу бегать по кустам, гоняя какую-то живность. Обстановка способствовала, и я решился изложить Борису картину маслом, которая сложилась у меня в результате событий, участниками которых нам пришлось быть. Услышав мой серьёзный, несколько взволнованный тон, Шорин насторожился и сосредоточился. Мой незамысловатый рассказ сводился к следующему: «Перебирая в памяти связанные с Дядей моменты, рассказы Лётчика, информацию Шорина, которую он получил от своих сослуживцев и из архивных материалов, а также восстанавливая впечатления от знакомства с культовыми сооружениями, каким-то образом замыкающимися на известные монашеские ордена и через них на тех же масонов, у меня сложилось мнение, что я смогу из цепочки предположений и предчувствий сложить картину какого-то параллельного мира, который, несмотря на свою мистическую и легендарную основу, носит конкретный характер. Передо мной возникает панорама, когда орден тамплиеров, священнослужители, Ватикан и сами власть предержащие предстают перед верующими как надежда на справедливость и высший справедливый суд. Учитывая, что Ватикан и правители от простого верующего люда всегда были далеко, оставались местные священники, которые держали паству в состоянии шаткого равновесия, подпитываемого перенятыми от тамплиеров масонскими идеями о справедливом демократическом общем порядке. Народ знал о знаках, символах, ритуалах масонских лож, но был туда не вхож, так как по сути дела в масонскую идею он не вписывался. Масоны рассчитывали на революцию сверху, но чтобы её свершить, формировали тайную организацию, состоящую из руководителей национального и даже международного масштаба, которые могли, пользуясь своим положением, продвигать масонские планы на самый высший уровень. Конечно, им были нужны талантливые люди, учёные, композиторы. Но они были рабочим материалом, временными союзниками. Вот руководители министерств, банкиры, владельцы крупных фирм, политики и даже президенты стран вписывались в амбициозные проекты мирового масонства. Если в стройной системе возникали просветы, их заполняли руководителями. Которых заранее воспитывали и взращивали. Для такой работы и использовались индивидуумы типа Дяди, обладающие сильным характером и пользующиеся поддержкой руководителей масонских лож, то есть магистров, а может, и сами ими были».