— Акмат, садись сзади, — сказал Кождемыр раненому марийцу. Левой рукой он помог Акмату взобраться на своего коня, правой продолжал отбиваться от врагов.
Но вот немцы, не сломив отчаянного сопротивления русских, потеряв убитыми много рыцарей и простых латников, начали отступать.
Вечером на привале Акмат подсел к огню рядом с Кождемыром. Раненую руку Акмата воин-чувашин смазал чем-то пахучим и перевязал.
Ужинать воинам пришлось из собственных запасов, потому что обозы где-то отстали. Кождемыр вытащил из котомки краюху хлеба, разломил ее и больший кусок протянул Акмату. Акмат побледнел, губы его задрожали:
— Прости меня, Кождемыр! Я всегда желал тебе зла. И знаешь, — Акмат опустил голову, — тогда Пайрему о твоем русском друге сказал я…
— Знаю, — ответил Кождемыр, — я тогда случайно услышал ваш разговор. Не будем говорить о старом! Лошадь на четырех ногах, да и та спотыкается. А мы живем в такое трудное, кровавое время, что порой не можем разобраться, где добро, где зло…
— Нет, я очень виноват, — твердил Акмат. И он поклялся Кождемыру, что загладит все содеянное им зло.
Акмат и сам поверил тому, что говорил, ему казалось, что он в будущем нерушимо исполнит свою клятву. Кождемыр сказал Акмату:
— Я зла на себя не держу. Хочешь, будем друзьями, всегда вместе, как пальцы, сжатые в кулак? Если мы друг друга не бросим, никогда не пропадем!
— Будем друзьями, Кождемыр! — сказал Акмат, но в душе он не совсем верил словам Кождемыра: уж очень легко тот был готов забыть зло.
Кождемыр задумался. Откуда берутся в мире горе и вражда? Кто горстями бросает зло в людские сердца? Жили бы все на свете в мире и дружбе, верили бы друг другу, как родные-братья. Кождемыр тихонько и грустно запел:
На другой день, вечером, русские воины догнали отступавших немцев возле какого-то замка. Кождемыр никогда не видел подобного сооружения. До сих пор встречались на эстонской земле лишь маленькие илемы, даже не огороженные забором. А тут на обрывистом холме чернел высокий каменный замок. Построен он был еще во время первого вторжения крестоносцев в Прибалтику, два столетия тому назад. Толстые стены, башни с узкими бойницами замшели, камни кое-где стали уже выпадать.
Замок стоял возле самого леса. Неподалеку от замка, на опушке, Кождемыр увидел нескольких немцев. Тучный татарский сотник, что-то крикнув и хлестнув плетью своего аргамака, бросился к ним, остальные татары поскакали вслед и стали арканами ловить немцев. Вытащил длинную веревку Кождемыр. Ему тоже хотелось поймать хоть одного врага.
А враги, добежав до деревьев, остановились и, обернувшись к татарским воинам, прицелились в них из мушкетов и арбалетов. Но татар это не остановило, они только подхлестнули своих коней.
Но не успели татары доскакать до опушки, как из-за деревьев появилось более сотни вражеских воинов. Со всех сторон наступали на татар рыцари в железных латах, сзади из овражка появилось полсотни конников. «Это ловушка, — подумал Кождемыр, — они нас сейчас окружат».
Татарские воины, не удержав коней, с разбегу налетели на немецких рыцарей и началась битва. Смешались две силы, замелькали стальные шлемы рыцарей и лохматые малахаи татар, зазвенели сабли. Словно растревоженный муравейник, зашевелился склон оврага. Немцы в упор стреляют из мушкетов, летят стрелы из арбалетов.
Кнехт с кошачьими глазами прицелился в Кождемыра из мушкета, но Кождемыр срубил ему голову саблей. Тут же сзади подскочил другой немец, вот-вот скинет алебардой Кождемыра с коня…
Враги были сильнее. Они скоро прижали татарских воинов к самому оврагу и стали сталкивать вниз…
В замке пировали рыцари. Раздавались веселые выкрики, песни. Хозяин замка, барон Карл-Христиан Эвергард фон Ливен праздновал день своего рождения. Барон фон Ливен — один из самых уважаемых рыцарей ливонского ордена. За его столом сидели только знатные, титулованные люди. Их отцы и деды тоже были крестоносцами, так же, как и они, грабили чужие земли.