— Беги, Акпай, — сказал Тоймет.
— Бегите, — говорят и другие, — не то попадете в каземат.
Акпай и Махмет ушли. Но в родные места они не решились показаться, скрывались по лесам, бродили по деревням, дошли до Камы, жили в Вятских краях. Кормились рыбной ловлей и разными случайными заработками.
Как-то работали они на переправе, перевозили людей на лодке через реку. Нанял однажды их управляющий тамошнего помещика. Управляющий так управляющий, им все равно кого везти. Но управляющий оказался не один. Два гайдука и какой-то приказной привели на берег связанного мужика. На лице мужика — синяки, смотрит волком.
— Чего связали его? — поинтересовался Акпай.
— Человека убить пытался, — ответил приказной.
И вот в бурлаке Акпай узнал того связанного мужика.
— Не тебя ли мы тогда перевозили? — спросил его Акпай.
— Меня, — ответил бурлак. — В Казань везли. Это когда я на барина бросился.
— Ты не обижайся, что мы невольно врагам твоим помогали. Ведь мы думали, что ты просто разбойник.
— Сейчас простых разбойников, почитай, и нет совсем, — ответил бурлак. — Господа считают разбойниками тех, кто против них идет, сами же во сто крат хуже всякого разбойника.
— Правильно говоришь, — подтвердил Акпай. — Господа и царя нашего Петра Федоровича тоже называют вором и разбойником. А какой он вор и разбойник? Такого доброго и хорошего человека еще поискать.
— Ты сам-то его видел?
— Видел. Вот как с тобой сижу, с ним рядом сидел и беседовал. Он про нашу жизнь расспрашивал, угощал меня со своего царского стола. Словно брат родной! Долго мы с ним тогда толковали. Вот тогда я поверил в него, поверил, что крепко стоит он за народ. Я за него готов голову положить.
— С виду-то он каков? Слыхал я, будто он каторжник, а клеймом и рваными ноздрями? Говорят, что он родом-то не то киргиз, не то турок. Одним словом, нехристь…
Акпай засмеялся.
— Нет, лицо у государя чистое и ноздри целые. Врут господа на него! Он и родом русский.
Поутру Акпай и Махмет распрощались с бурлаком.
— Прощай, добрый человек, нам — своя дорога, тебе — своя. Когда-нибудь еще свидимся, на одной дорожке сойдемся. Указа царского не теряй. Почаще думай про то, что в нем написано, и людям пересказывай.
Акпай с Махметом спустили на воду лодку, оттолкнулись от берега и, отплыв немного, подняли парус. Бурлак остался под горой у догорающего костра.
Свежий утренний ветер быстро гонит лодку. Набегающие волны бьют в борта.
Акпай пристально смотрит вдаль. Впереди голубеет высокий крутой берег. Там, за этими холмами — родные марийские места, родная деревня. Подумал Акпай про нее, и защемило сердце. Что-то там ожидает его?.. Как поживают соседи, что случилось в деревне за то время, пока он там не был?
Прежде всего он подумал про Тоймета. Его маленькая избушка стоит с краю деревни, возле оврага. Рядом с избушкой задымленная, закопченная кузница. Но никогда не услышишь из нее звона железа, стука молота: особым царским указом марийцам запрещено заниматься кузнечным ремеслом. Начальство боится, что разреши оно мужикам кузнечить, они будут делать оружие, а коль есть в руках оружие, мужик непременно станет бунтовать. Но ведь без кузни нельзя: то лемех надо поправить, то лопату, то скобель отковать, и отец Тоймета поставил кузницу без разрешения. Кузнечил он недолго, кто-то донес на него, пришли солдаты и забрали его в волость. Домой кузнец не вернулся, сгинул где-то в Сибири. С тех пор стоит кузня заброшенной.
Однако Тоймет кузнечное ремесло не оставил. В глухой лесной чаще стоит у него тайная кузня. Мужики знают, а начальство про то не ведает. Акпай, бывало, часто забегал к нему, помогал. Конечно, кузнечное ремесло — хорошее дело. Кроме того, у Тоймета есть дочь — красавица Актавий. Очень она нравилась парню, да и он ей как будто был по сердцу.
Думая про Тоймета, про Актавий, Акпай потихоньку запел.
В РОДНЫХ КРАЯХ
По глухому лесу, петляя, тянется узкая тропинка. Словно высокая темно-зеленая стена, поднимаются по обеим ее сторонам вековые деревья. Густые ветки свисают над тропой, как будто хотят остановить путника, не пустить дальше.
Недавно прошел дождь, на тропе блестят лужи.
По тропе шагает Акпай.
На нем белый кафтан в заплатах, на голове марийская шапка-теркупш, в руках толстая палка-посох, за плечами котомка. Так ходят все бедняки-марийцы.
Время уже к вечеру. Косые лучи закатного солнца просвечивают сквозь стволы и ложатся на тропинку. Тропа спускается в низину. Оттуда тянет болотной гнилой сыростью.