— Мы, сынок, в родстве с Ольгердом.
А Ольгерд, как рассказывал отец, был в Литве славным патыром.
Мать часто вспоминала свою родину и сына назвала литовским именем Кястутис, но отец называл его по-марийски Кождемыром.
Литвинка ходила в марийской одежде, говорила по-марийски, но избу она называла «намяс», когда гремел гром, испуганно говорила: «Ой, Перкунас!» Перкунас — это литовский бог грома и молнии. И еще мать все оберегала Кождемыра от какой-то Лаумы. Чтобы испугать Лауму, она открывала настежь дверь и бросала на пол какую-нибудь железную вещь.
Кождемыр помнит, как мать пела ему, маленькому, на своем родном языке грустные задушевные песни. В тех песнях говорилось про край Жмуди, реку Неман и далекое большое море. Край, знакомый лишь по песням, казался Кождемыру сказочным.
И вот видит он человека с той далекой стороны. И человеку нужна его, Кождемыра, помощь. Кождемыр твердо решил, хотя он и не любит ссор и драк, но псковского русского будет защищать. Не попадет Якуня в руки Акмата, не посмеют тронуть его ханские люди.
СЛЕД ВТОРОЙ
Хорошая дорога, ой, хорошая дорога вдоль оврага, мимо осинника, мимо ольшаника! Не загораживают ее непроходимые кустарники, что растут на дне оврага, не обступает ее с обеих сторон топкое болото.
По этой дороге, торопясь добраться до илема торы, шагал Кождемыр. Через плечо у него висела холщовая торба, волынка заткнута за пояс, на ногах новые лапти. Следом за ним бежал Маскай.
По лесу протянулись и переплелись между собой сотни проезжих дорог, тысячи малых тропинок. У каждой дороги свое начало, свой конец. Если пойдешь вдоль Какшана на восток, придешь к местам, где живут роды Акаша и Азяка, пойдешь направо — выйдешь к марийцам Килея и Визима, пройдешь верст пятьдесят-шестьдесят на север — дойдешь до реки Яранки, попадешь в илем старика Тутая, спустишься вниз по Какшану — окажешься в волости Шемурше, где живут потомки Акрея и Пама, а рядом с ними живут род Пашкона и семья Чак-Чоры.
По сторонам дороги растут большие деревья. Вот стоит развесистая старая береза. В марийской песне поется: «Если не будет в лесу березы, то где ж будет петь кукушка?» Молодые березки, тесно сгрудившись, приветствуют путника, колышут только что распустившимися листочками.
Кудрявый березняк! Глядит на березки Кождемыр и радуется его душа. Парень не удержался и запел песню:
Говоря «в каждом илеме», певец преувеличивал. Из всех девушек окрестных илемов любил он одну Юкталче.
Юкталче — дочь старого Сайрема. До прошлого года Сайрем жил на Волге и был там старейшиной рода. Но когда война приблизилась к его илему, он со всей семьей, забрав имущество и скот, переселился к Большому Какшану. Здесь он, хотя и не так, как Мамич-Бердей, но живет в достатке и слывет уважаемым, именитым человеком.
Думает Кождемыр о Юкталче, и в душе его рождается песня:
Кождемыр пришел с Волги вместе с семьей Юкталче. Однажды, в дороге, развели они костер под большой елью, а на еловую ветку повесили мешок с одеждой Юкталче. Там лежали ее шелковый кафтан и платье, расшитое серебряным позументом. Ночью все заснули, остался костер без присмотра. Под утро огонь подобрался к мешку, и тот загорелся. Но тут проснулся Кождемыр, сбросил мешок на росистую траву, потушил огонь.
С тех пор Юкталче, смеясь, часто пела Кождемыру песню из сказки о белой лебеди:
Старик Сайрем видел, что Кождемыр пришелся по душе Юкталче, но не хотел выдать ее за него замуж, не хотел породниться с бедняком, не хотел обречь свою дочь на бедность. Он ждал богатого, именитого зятя.
…Кождемыр пел бы еще, но шум, донесшийся из леса, оборвал его песню. Совсем близко послышались громкие крики, кто-то погонял коней.
Медведь насторожился, встал на задние лапы, прислушался, навострив уши, и отбежал с дороги в кусты. Кождемыр решил, что приближающийся шум не предвещает ничего хорошего и, вслед за медведем, спрятался в березняке. Из-за кустов оба стали наблюдать за дорогой.