Недели за две сложили избы и для работников. Потом взялись за изгородь. Я решил, что настоящих стен мне не нужно. Кто с пушками будет нас воевать? Нет таких. Даже если буряты или конные тунгусы нападут, это будут стрелы, от них и нужен тын. Тын и поставили. Из хороших – сантиметров сорок в диаметре – бревен. В них оборудовали бойницы и пристроили площадку для стрелков.
Как и обещал, раздал я строителям заработанное, хотя казаки на меня смотрели с удивлением. Особенно негодовал Трофим. Где-то в глубине у него сидело, что все крестьяне, мастеровые и прочий люд нужны, только чтобы казаков обеспечивать. Неявно, но было.
Когда вечером собрались в большой избе на ужин, Трофим не выдержал:
– Что ж ты, Кузнец, кабальным деньгу раздаешь? Коли лишняя, братьям раздай. Негоже это.
– Не серчай, Трофим, – спокойно отвечал я. – Деньга не лишняя. Только за деньгу кабальные из себя лезли, а так за ними бы смотреть пришлось. А у нас и своих дел много. Мы в Усть-Куте месяц всего, а уже караван в Илим да караван в Якутск свозили. Завтра грамотей посчитает, какая доля на каждого выйдет.
– Какая? – не удержался Тимоха.
– Точно не скажу, но думаю, что не меньше чем по пятнадцать алтын на брата выйти должно.
– То воевода жаловал?
– Ага. Новый воевода сам без денег сидит. Денежного жалованья уже, говорят, здесь с зимы не видали. Это мы соли больше выпарили, ее и продали. Это не государевы деньги, а наши. Своя казна, сами и дуваним.
– Себе-то сколько взял? – усмехнулся Макар.
– Себя не обидел. По обычаю десятнику двойная доля. Завтра и раздам.
– Это дело.
На том в тот вечер разговор не закончился. Казаки, поверив, что завтра получат серебро, стали проситься в Якутск или хотя бы на Илимский торг съездить. Я решил не отказывать, но отпустил не всех. Договорились, что поедет половина; остальные им закажут, что надо. А в следующем месяце поедут другие. На том и порешили.
На солеварне учет вел дядька в чине писца. Его я и прозвал грамотеем, хотя звали его Егором. Был он немолод, хил, но дело свое знал. Он ведал доходами и расходами. Всё заносилось в особую книгу (точнее, на листы, которые затем подшивали в книгу). Понятно, что подворовывал. Но я следил и закрывал на это глаза, если за рамки приличия он не выходил: всем жить надо.
Вот он и принес мне довольно увесистый мешок с серебром. Я пересчитал. Отложил свою долю. Вышло больше чем на рубль. Считай, за месяц треть годового денежного жалованья получил. Остальное раздал казакам.
На следующий день половина казаков с Макаром за старшего уезжала в Илим. Собирались с шутками и прибаутками, кучей пожеланий от остающихся. Кроме всего прочего, я тоже надавал им поручений для своей задумки.
Возникла у меня мысль переделать колесцовый замок в ударный – такой, который использовался в армиях следующего столетия. Для этого нужны были хороший металл на пружину и кремень определенной твердости. В прошлой жизни такие ружья я уже делал. Правда, там в моем распоряжении была сталь с нужными свойствами, станки. Но попробовать стоило: всё же у колесцового замка с его заводкой ключом и частыми поломками недостатков масса.
Сразу после возвращения «командированных», которые привезли сырье и инструменты, начал переделку. Совсем не сразу, но у меня вышел вполне приличный вариант ударного механизма. Дольше всего пришлось делать пружины, которые должны быть упругими и крепкими. Да и огниво получилось не вдруг. Но то, что вышло, было совсем недурно. Переделал замки не только у себя, но и у всех казаков из моего десятка. Теперь следи, чтобы порох на полке не намок и не слежался да меняй его. Остальное не хуже, чем современные образцы.
Работа на солеварнях шла полным ходом. Освободившийся народ я стал отправлять в лес на охоту, потому и питаться мои люди стали получше. Я же продолжал переделывать все мушкеты, до которых мог дотянуться. Теперь в моем маленьком форте с каждой стороны стояло по три ружья в стиле крепости Робинзона Крузо.
Впрочем, понадобились они мне лишь однажды. Какие-то аборигены, где-то под две сотни рыл, то ли набрели на Усть-Кут, то ли сознательно шли сюда, но на большой острог идти побоялись. Попытались вломиться ко мне. Тут в них все ружья и разрядили. Еще и сверху добавили. Число любителей пограбить сразу сократилось десятка на полтора. Тем временем из острога вышли десяток казаков и крестьяне с топорами (а кто-то и с ружьями), выдвинулись и мы. Аборигены сбежали. Даже ограбить избы слободы не успели.