Побили мы их. Кого насмерть, а кого так, попужали. Бежали они, аж пятки сверкали. В добычу достались нам пара броней добрых да серебряных алтын несколько горстей. Едем довольные: и казака имя доброе отстояли, и хабар хороший забрали.
Не успели мы до дома доехать, как стрельцы нас в оборот взяли: дескать, мы на государева гонца напали. Посадили нас в холодную избу. Приходил от воеводы важный дьяк, долго кричал и грозился. А мы только молчим, ведь всё наврал тот посланник. А вера ему, а не нам. Вечером зашел наш сотник, сын боярский Никодим Нилыч. Знаю, говорит, ребятки, что вины вашей тут нет, только шум большой идет. Собирайтесь-ка вы в город Енисейск. Бумаги я на вас выправил. Поживите там. Голому собраться – только подпоясаться.
Долго ли, нет ли, а прибыли мы в город Енисейск. Тоже большой город, торговля там великая. Но и там задержаться не вышло. Что тут сделаешь? Чужие мы, защиты ни в ком не имеем. Отправили нас с другими казаками в Илимский острог на волоке.
В тот поход шли тяжело. Енисей-река на пороги богата, на стремнины. То смотри, чтобы в воду со струга не свалиться, то тащи на себе лодку по земле мимо порога. Хорошо, что с казаками еще местных людишек отправили – инородцев, что государю присягнули.
Почти два месяца шли. Три раза пришлось каких-то татей из пищали пугануть, а раз настоящая сеча вышла. Но, слава богу, добрались мы до суши. Решили от Тунгуски идти посуху. Там дороги-то было до Илима всего ничего. И опять не ладно.
Дорогой усмотрел мой дружок в зарослях хозяина, пошел к нему. Тот во весь рост встал – и на него. Онушка оружье свое поднял – думали, сейчас он его и приложит, будет медвежатина на ужин. А ружье-то возьми и не выстрели! Сломалось. Тот видит, что от хозяина уже не убежать, а наши на помощь не успевают, схватил нож и сам кинулся. Прирезал медведя.
Только уж очень его хозяин помял. Как подбежали, уже чуть дышал, потом и вовсе в беспамятство впал. Прасковья, жена нашего десятника, его каким-то маслом смазала, наговор какой-то проговорила. Только лучше не стало: лежит Онуфрий, глаза открыты, а сам ничего не видит. Мечется. Потом и вовсе как бревно какое упал. Я всё время рядом на телеге ехал. Думал, может пить попросит или что. Только он лежал, и всё.
Потом вроде в чувство пришел, только оно так показалось. Слова стал кричать чужие, срамные, будто бес в него вселился. Я как мог его успокаивал. Говорю: это дружок твой, Макар! А он ничего не слышит, что-то пустое шепчет. «Где мы?» – спрашивает. Всё, думаю, отходит. Теряю я верного дружка…
Я приподнялся на телеге и попытался хоть как-то понять, что происходит. В глазах всё плыло.
– Мы где? – выдавил я, пытаясь сфокусировать взгляд на этом Макаре.
– Как где? – не понял тот. – На волоке. Скоро до Илимского острога доберемся.
Объяснил яснее некуда, ага. Где мы? В корзине воздушного шара, как в анекдоте. И как я попал из Хабаровска на Илим? Да еще на какой-то волок… Так, стоп! Волок. Это такое пространство между двумя реками, которое нужно проходить по суше. Это я помню. А вот почему я Онуфрий, если я Андрей, понять труднее.
– Нас из Енисейска переводят в Илим-острог, – опять заговорила физиономия. – Ты с хозяином, медведем, схватился. Пока дорезал его, он тебя и помял. Думали, уже преставился без покаяния.
Вот это песня! Что-то я с каждым словом всё меньше понимаю. Итак, я казак, причем поверстанный. То есть лицо официальное, получающее жалованье, хлебное довольствие и оружие из воеводской казны. Еду я из Енисейска, местного «столичного» центра, в Илимский острог. От оторопи у меня даже голова болеть перестала. Так, надо всё обдумать. Стоит взять тайм-аут. Как там физиономия представилась? Макар? Пусть так. Поиграем в реконструктора.
– Не сердись, Макарша, – уже намеренно прохрипел я, – не помню ничего. Шум один в ушах стоит.
Это я немного загнул. Боль к тому моменту стала отступать. Да и в голове прояснилось. Правда, понятнее не стало. Я лежал в телеге, на куче шкур, мягких и вонючих. Виднелся деревянный борт. Точно, вон чья-то спина торчит. Похоже, что женская. Здоровенная тетка что-то непонятное бубнила себе под нос. Слышен стук лошадиных копыт. Только не так, как по асфальту, а как по земле. Колеса скрипят. Видимо, смазывали их давненько.
Итак, я лежу в телеге, а телега едет по какому-то волоку. При этом я казак, которого подрал медведь. А зовут меня, чтобы всем было весело, Онуфрием. Бред? Мимо проплывали какие-то огромные сосны, загораживая обзор. Временами телегу встряхивало на очередной яме. Мои ребра при этом явно получали подтверждение, что под нами не немецкий автобан. Не, мне срочно нужен тайм-аут. Тем более что меня же медведь задрал.