Владимир, внештатный журналист различных изданий, недавно отметивший сорокалетие, являлся соседом Якова, обладающего даром стихосложения. Квартира была коммунальная. Если смотреть на неё через призму бытовых удобств: кухни, туалета и ванной, но с особым статусом, потому что, находясь в историческом здании, охранялась государством. Что касается их отношений, то они не замыкались на личных квадратных метрах, а наоборот, как часто бывает у ровесников, их интересы переплетались. Для Владимира и Якова свободное время являлось понятием растяжимым: если на кухню, то вдвоём, затем партия в шахматы, размеренно выкуренные сигареты, спор о политике и литературе, но в определённых рамках. Даже в любовных делах у них не было противоречий; женщина, утверждали они, обязана быть счастливой. И неважно кто она по статусу: официантка, бортпроводница или инженер-конструктор. Женщина обязана быть счастливой! Но, утверждали они, без брачных обязательств.
И вот, как часто бывает в таких историях, друг другу за партией в шахматы…
- Женюсь… - сказал Яков и сделал ход конём.
- Как. Так?! – вскрикнул Владимир, пытаясь контратаковать.
- Ты не представляешь, какая эта тонкая натура, - кажется, Яков для себя уже всё решил. – Она…
- Яша, а-а-а, как же наша дружба? – спросил Владимир.
- Володя, но я не мог её оставить в таком положении... – Яков двинул ладью. – Шах!
- Что, что? Она беременная… я так и знал. – Владимир закрылся слоном. - Мог бы у меня спросить совета.
- Всё получилось как-то нежданно-негаданно, - переходи, попросил Яков, а то я съем.
- Я не представляю, как мы будем теперь сосуществовать, - Владимир задумался. - Ты… она… я. Уговори её сделать аборт.
Затем с обеих сторон последовали быстрые ходы, словно они играли блицтурнир.
- М-м-м, это не возможно.
- Ну почему?
- Ребёнок не от меня.
- Я так и знал. Скажи: она еврейка?
- М-м-м, даже не знаю.
- Не хочешь говорить, значит…
- Ну, причём тут еврейка не еврейка. Она простой психолог.
- А-а-а, тогда мне всё ясно. Поздравляю, тебя банально охмурили.
- Что я конь, чтобы меня охмурять, – Яков показал Владимиру деревянного коня. – Володя, извини, тебе шах и мат.
- Спасибо, за всё тебе, Яша… большое спасибо, - Владимир положил на доску своего короля и на его глазах выступили слёзы.
Полдня Владимир молчал, словно набрал в рот воды. Нужно было вечером сдавать в редакцию очерк, но работа не клеилась. В голову вторгались нехорошие мысли, которые Владимир пытался игнорировать, но они были слишком настойчивы. И ему пришлось в конце концов на чём-то остановиться. Потому что вместо одной нехорошей мысли, лезла другая более нехорошая, которая в свою очередь уступала место совсем нехорошей.
«Во-первых, расстроить свадьбу. Во-вторых, избавиться от этой тонкой натуры. Лучше наоборот. Избавиться от этой тонкой натуры. А свадьба расстроиться сама по себе».
Владимир уже намеревался хлопнуть дверью, чтобы обозначить свой уход, но Яков его опередил, потому что случайно выронил книгу поэта Маяковского. Владимир обернулся и, ожидая необходимое объяснение, посмотрел на Якова.
- Ты в редакцию?
- Да.
- С новым очерком?
- Да.
- М-м-м, вечером…
- Что?
- М-м-м, ты не против… если вечером она придёт?
«Зачем он спрашивает, когда уже всё решил? Я её ненавижу, ты слышишь?!»
- Я буду поздно.
- Она останется у меня.
- Тогда я поеду к Зое. А там Света, ты её знаешь, она будет спрашивать о тебе.
- Я сам ей всё скажу.
- Тогда я ушёл. Пока.
В ожидание троллейбуса Владимир, нервничая, курил уже вторую сигарету. В горле першило. Во-первых, он боялся опоздать. Во-вторых, очерк, который он вёз на суд редактору, был, как говорится, без изюминки. Редактор это сразу почувствует и сделает вывод: нет достаточной глубины. Поэтому в лучшем случае заставит переделать, - от начала и до конца. В худшем – укажет на дверь.
- Мужчина вы едите?
- Что? М-м-м. Куда...
- В троллейбусе...
- Да.
- Тогда разрешите.
- А-а-а…
- Проходим. Проходим.
- Вы будите садиться?
Владимир сел, достал очерк и, находясь под воздействием скверного настроения, стал вставлять уже в готовый, напечатанный текст, между строк, корявые изменения.
«Хуже всё равно не будет», - размышлял он.
В редакции, как обычно, было многолюдно. Претенденты на гонорар сидели, молча, в прихожей. Каждый вход-выход к редактору нагнетал напряжённость, так как получивший протекцию (это было видно по лицу) уменьшал шансы на успех других претендентов, потому что фонды были, естественно, урезаны. Процессом допуска к телу редактора управляла несимпатичная секретарша. В прихожую Владимир вошёл незаметно, словно это не выдающееся поведение могло что-то изменить.
- Где вы ходите? – спросила секретарша.
- Я? – спросил Владимир и указал на себя пальцем.
- Вы. Вы. Хулио Джорджевич вас давно ждёт.
- Но я ведь не опоздал?
- Господа не волнуйтесь он быстро.
- Пожалуйста. Пожалуйста. Пусть проходит.
- Проходите.
««Быстро». Значит всё уже решено», - подумал Владимир и вошёл в кабинет.
- Написали? – спросил редактор.
- Да. Вот. Пожалуйста, - у Владимира от волнения дрожали руки. - Где синей ручкой написано.
- Какой же у вас корявый почерк, - редактор принялся читать. - Так… так. Так! Так!! Неплохо. А это кто написал?
- В смысле?
- Печатный текст.
- А-а-а, тоже я.
- Тоже вы. И как мне теперь быть?
- В смысле?
- Ну что вы заладили?! В смысле, в смысле. Какой текст мне выбрать для печати: первый или второй?
- Так вы берёте?
- Беру. Не беру. Не знаю пока…
- А что если оба?
- Нет, не получиться. Фонды урезали. Два будет сложно пропихнуть. Поэтому сами понимаете. Я вынужден…
- Отказать?
- Да. Нет. Уж слишком хорошо написано. Я подумаю: если что, кину монетку. Орёл или решка… Куда же вы?
- Так вы же сказали, что будите думать.
- Думать… А деньги вам разве не нужны?
- От аванса я бы не отказался.
- Как раз аванс я вам и готов выплатить. Вот здесь распишитесь.
По пути домой, чтобы обдумать дальнейшие шаги, Владимир зашёл в рюмочную.
«Заодно и отмечу», - подумал он.
- Сто пятьдесят «Столичной», - Владимир окинул взглядом пустой зал. - Два бутерброда и сок.
- Какой сок? – спросил бармен.
- Давайте томатный.
Пока Владимир управлялся с джентльменским набором. Из подсобного помещения вышла полная цветочница с корзиной.
- Свежие хризантемы, - пропела она. – Покупаем…
Так как покупатель в зале был один, то она, раскачиваясь, как старая утка, направилась к его столику. Бармен включил лёгкую музыку. Возможно, цветочница была его родственница со стороны отца, и он помогал ей сбывать цветы. Владимир незаметно пересел лицом к стене; хризантемы в его планы не входили.
- Я могу вас поздравить, - сказала цветочница.
Владимир словно не слышал её распевную речь.
- Обычно вы заказывали сто. А сейчас вы взяли сто пятьдесят, - не унималась она. - Значит, есть повод…
- Повод есть всегда. – Владимир причислял себя к интеллигентам, поэтому, вернувшись на старое место, он взглянул на цветочницу. – Я писатель, сегодня получил гонорар, правда, небольшой но…
- Сейчас все писатели. Пишут и пишут. Я вот тоже пишу сестре в Сан-Франциско, - вставила она.
- Вы разрешите?
- Конечно, выпейте.
- Может, вы мне составите компанию? – спросил Владимир.
- Нет. Нет, – цветочница посмотрела на бармена. – Мне ещё работать…
- Ваши цветы… продайте.