У Фредди никогда не было секса с женщинами.
Фредди: Я вообще тебя не понимаю. В наши годы рожать еще одного ребенка.
Это «одного» Фредди произносит так, как будто это, например, сороковой или сотый ребенок.
Дада: Фредди, дорогой. Я сегодня не в настроении.
Фредди: Я просто говорю. Мне это противно.
То, что Фредди не спит с женщинами, неоднократно возмещается по-другому.
Фредди: А ты не думала о лифтинге?
Дада: Нет. А что? Думаешь, нужно?
Фредди: Ну, может, немного…
Дада руками натягивает кожу на лице.
Фредди: Еще немного.
Дада неуверенно натягивает еще немного. Она выглядит, как посмертная маска.
Дада: Ты думаешь?
Фредди: Знаешь, в наши годы…
Дада отпускает кожу.
Дада: Ты старше меня.
Фредди: На год.
Дада: На пять!
Фредди: Что?
Фредди тоже, как и его сестра, также растягивает слова. Поэтому, когда говорит, то кажется, что следующее слово, которое он произнесет, будет очень важным, что оно прольет новый свет на все. Только какой свет? Дада смотрит на полностью отсутствующего отца.
Дада: Папа. Почему ты не ешь?
Она пододвигает к нему тарелку. Он не реагирует.
Фредди: В любом случае, у меня еще есть время.
Дада: Он же ничего не ест.
Фредди: Тридцать, дорогая! Ты знаешь, что это значит для мужчины? Скоро я должен буду платить за секс.
Фредди, конечно, преувеличивает. Немного, конечно, из-за того, что знает, что Даду это шокирует. И Даду это шокирует. Немного из-за того, что она знает, что Фредди ждет от нее этого.
Дада: Фредди!
Дада почти шепчет.
Дада: Не надо при отце.
Фредди: Он все равно ничего не понимает.
Дада: Папа, поешь немного.
Йович не реагирует.
Фредди: У меня есть одна особа в больнице. В климаксе, но прекрасный хирург. Нудная и страшная, но хороший специалист. Я не знаю, почему она сама себя не прооперирует.
Дада: Давай, смотри, как вкусно.
Фредди: Мне сейчас надо с ней подружиться, чтобы стать красивым. Она обещала, что сделает мне все бесплатно перед моим отпуском.
Дада: Папа, давай…
Дада вилкой берет немного еды, подносит отцу, как ребенку, который неспособен есть сам. Йович издает какой-то приглушенный, невнятный звук. Просто начинает реветь на дочь. Она немного пугается. Потом жалуется брату.
Дада: Он ничего не ел.
Фредди: И что?
Дада: Как это «что»? Я беспокоюсь!
Фредди: А, ты беспокоишься? Ты видишься с ним раз в три месяца, как на fashion-week, и еще беспокоишься?
Дада ничего не говорит. Только встает.
Фредди: Когда я рядом, он никогда не ест. Может, думает, что это я готовлю, и ему это противно.
Дада: Серьезно?
Фредди кивает головой.
Дада: А там, в своем доме… там он ест?
Фредди: Сестры говорять, что плохо.
Дада: Но он не похудел.
Фредди: Ты же тоже не похудела, а тоже ничего не ешь.
Дада: Знаешь, что? Это просто некрасиво.
Дада опускает голову, смотрит на свой живот. Фредди это умиляет. Хотя ему, конечно, все равно.
Фредди: Хорошо, Дада, Дадочка! Сестричка!
Фредди берет Даду за подбородок, поднимает ей голову. Она улыбается. И он улыбается. Если бы эти два человека так не нажимали на слова, можно было бы подумать, что мы наблюдаем за детьми.
Фредди: Ну, давай, улыбнись брательнику… Вот так…
Дада: «Брательнику»… Какое дурацкое слово…
Дада все же улыбается.
Фредди: А теперь посмотри, какой у братика есть дружок…
Фредди почти писает от смеха. Дада как будто в шоке.
Дада: Фрееееееее-ддиииии! Как ты можешь? Как ты можешь так говорить?! Еще и при отце?