Ника участвовал в школьном драмкружке и сыграл в одном из фрагментов пьесы Константина Тренева «Любовь Яровая» в разное время двух антиподов — комиссара Кошкина и поручика Ярового. Сыграл так, что многие удивлялись его перевоплощению. Не эта ли способность в дальнейшем помогла ему успешно выступать в ролях советского авиатора Рудольфа Шмидта и пехотного офицера вермахта Пауля Зиберта. Никоша был завсегдатаем городской читальни и пользователем местной библиотеки — читал много и с огромным интересом. Буквально зачитывался «Северными рассказами» Джека Лондона.
Кузнецова всегда влекло к новизне. Он быстро усвоил игру на гармошке и балалайке. У него оказались хороший слух, крепкая память и приятный голос. Любил рыбалку, хорошо плавал, постоянно занимался на турнике — гимнастической перекладине. Пытался даже заниматься изучением эсперанто. Пытливый ум заставил узнать, что родоначальником этого языка был варшавский лингвист и окулист Людвиг Маркович Заменгоф, который после десяти лет напряженной работы в 1887 году торжественно объявил себя создателем международного «разговорника».
Как-то в конце января 1924 года он в жгучий мороз прибежал из школы домой. Страна в эти дни оплакивала смерть вождя — Владимира Ильича Ленина. Его кончина так потрясла впечатлительного мальчика, что он решил это горе разделить в семье. Здесь же он прочел стихотворение, которое начиналось такими строками:
И вот радость — 23 июня 1926 года закончилась семилетка! В те годы семь классов — это был достаточно высокий уровень образования не только в глубинке. Николай сразу же решил учиться дальше, поступив в ТЛТ. Но его отсеяли — из 200 поступавших на 25 мест взяли только молодых людей с трудовым стажем. И 15-летний Ника отправился в Тюмень, где легко поступил в сельскохозяйственный техникум.
Паспортов тогда крестьянам не выдавали, но Коля его получил, обучаясь на агрономическом отделении Тюменского сельскохозяйственного техникума. Здесь он нашел кружок эсперантистов и продолжил заниматься этим языком. Однако пройдет немного времени, и эсперанто в СССР запретят как чуждое социальное явление.
11 декабря 1926 года Кузнецов был принят кандидатом в члены ВЛКСМ сроком на полтора года. Надо отметить, что марксистско-ленинскую идеологию Кузнецов принял как единственно верную, поэтому коммунисты и комсомольцы были для него самыми правильными людьми. Они всегда откликались на призывы в тяжелое для Отечества время. Для него это были люди высокого полета.
В этой цельности, скажет о Кузнецове писатель Теодор Гладков, была сила поколения, в том же скрывалась его будущая трагедия. Миллионы комсомольцев 1920-х — 1930-х годов были воспитаны так же, как Ника Кузнецов. Они в массе своей были кристально чистыми и честными людьми, по первому зову партии шли не только укреплять военно-воздушный и военно-морской флот, строить Комсомольск-на-Амуре и московское метро, возводить Днепрогэс, но и, увы, крушить храм Христа Спасителя в Москве и церкви по всей матушке России.
Одинаково не задумываясь, они шли под кулацкие обрезы и реквизировали хлеб у тех, кто взрастил его собственным, до седьмого пота трудом. Ника видел с близкого расстояния этот труд на примере своего отца, которому так завидовали некоторые бездельники села.
А они, эти восторженные и наивные, бескорыстные и бескомпромиссные, смелые и яркие юноши и девушки, порушили едва ли не до основания то, что народ строил веками. Вместе с тем они же приняли на себя всю страшную, неподъемную тяжесть неожиданно нагрянувшей Великой Отечественной войны. Говоря словами Михаила Лермонтова:
Немногие сверстники Николая Кузнецова вернулись с полей брани Великой Отечественной войны, как не вернулся с не менее опасного сражения на тайном фронте и сам герой нашего повествования.
Другой поэт, тогда еще неведомый Кузнецову, его современник и будущий однополчанин из судоплатовской когорты — ОМСБОН, Семен Гудзенко напишет иначе: