До недавнего времени обстоятельства перевода Николая Ивановича Кузнецова из Свердловска в Москву оставались под грифом «секретно». Теперь они открыты для всех, правда, за исключением тех страниц из его жизни, которые по определенным причинам до сих пор окутаны завесой тайны — вот что такое разведка и контрразведка. В ней много тайн длительного, а иногда и вечного хранения.
Да, он стал часто общаться с германскими специалистами. В Свердловске Кузнецов адаптировался к нормальной городской жизни того времени: получил жилплощадь — комнату в коммунальной квартире, купил патефон, приобрел пластинки, в том числе с немецкими песенными шлягерами. Обставил комнатушку: железная кровать, письменный стол, два стула, книжная полка, этажерка, вешалка и зеркало. На стену повесил большую административную карту СССР. Увлекся туризмом, плаванием, лыжами и альпинизмом. Слыл местным театралом. Большой библиотеки не приобрел — не позволяли материальные возможности и ограниченная жилплощадь. Стал одеваться экстравагантно, по-европейски, носил «бабочку», при этом во многом подражал иностранцам. Однажды его начальник даже заметил:
— Почему вы так часто встречаетесь с иностранцами? Они на удочку вас не подцепили? Смотрите, товарищ Кузнецов, как бы плохо не кончилось… Всякое может быть…
— Не беспокойтесь. Я не зря голову ношу на плечах. Я лишь практикуюсь в немецком языке. Вы же видите, что отношения у нас с Германией не самые приятные. Дело может дойти и до войны — большой, нет, очень большой войны. Знание немецкого языка пригодится. Я молод, и воевать с врагом мне наверняка придется, — откровенно с прицелом на будущее ответил Николай Иванович своему старшему коллеге.
В январе 1936 года он уволился из конструкторского отдела Уралмаша и с тех пор нигде не работал. Но в то же время числился в органах госбезопасности СССР как нештатный оперативный сотрудник с соответствующим окладом. Неумолимо приближалось время всесоюзных репрессий. Аресты и расстрелы коснулись и Свердловской области, в том числе и чекистов.
Оперативники, курирующие Кузнецова, видели его будущее именно в сфере разведки во вражеской среде, возможно, в качестве нелегала в Германии. Нужно признать, что предложение работать на негласной основе с ОГПУ он принял вполне в духе того времени — с глубоким патриотизмом, комсомольским задором и юношеским романтизмом. В характеристике на «Ученого» (такой псевдоним он носил в Свердловске. — Прим. авт.) говорилось: «Находчив и сообразителен, обладает исключительной способностью завязывать необходимые знакомства и быстро ориентироваться в обстановке. Обладает хорошей памятью».
Уже тогда некоторые оперативные работники местной контрразведки верно оценивали его возможности: хорошая память, способность к быстрому перевоплощению, прекрасное знание немецкого языка и прочее.
А тем временем алкоголик и кровавый карлик Николай Ежов принялся не только чистить политические конюшни, но и вырубать чекистский аппарат, созданный Генрихом Ягодой. Под репрессии попало много честных и добросовестных оперативников — разведчиков и контрразведчиков. После ареста и расстрела первого секретаря Свердловского обкома ВКП(б) Ивана Кабакова и других аппаратчиков, арестовали и Николая Кузнецова — за некоторые ошибки в работе и честные высказывания.
В подвалах внутренней тюрьмы Свердловского управления НКВД он провел несколько месяцев. И тут судьба его приголубила и даже, возможно, спасла от казни, сведя с новым наркомом НКВД Коми АССР Михаилом Ивановичем Журавлевым (1911–1976), которому по линии ГУЛАГа для заготовки леса потребовался специалист в области лесного хозяйства. Именно в качестве такого специалиста в поле зрения Журавлева и попал Николай Кузнецов, которого он вытащил из уральского каземата.
Работали успешно. Центр высоко оценил его деятельность, поэтому Журавлев справедливо полагал, что успехом он обязан своему новому энергичному и деловому помощнику Николаю Ивановичу Кузнецову, которого он рекомендовал московским коллегам…
Скоропадский и Кестринг
Я беру Украину революционную и хмельную, чтобы создать в ней порядок и сохранить ее от большевизма. Но когда наступит оздоровление России, я поднесу ее государю уже выздоровевшую, как лучшую жемчужину в царской короне, как неотъемлемую часть Российской империи.