Стивен Эриксон
Кузница Тьмы
Steven Erikson
THE FORGE OF DARKNESS
Copyright © 2012 by Steven Erikson
© Карбарн Киницик, перевод на русский язык
От переводчика: Новая трилогия С. Эриксона связно описывает события, намеки на которые щедро рассыпаны по всем томам «Малазанской Книги Павших». Несомненно, значительная часть наслаждения будет доступна лишь читателям, знакомым с основной эпопеей. Давно полюбившиеся герои предстанут в совершенно новом качестве, разрешатся многие загадки малазанской цивилизации; автор начнет большую игру, переворачивая сложившиеся представления о сотворенном мире. Стоит ли удивляться, если реальная история Тисте окажется мало похожей на воспоминания долгожителей, намеренно или по невежеству искаженные хроники, созданные тысячи лет спустя мифы…
…итак, ты нашел меня и сможешь узнать эту историю. Когда поэт говорит об истине с другим поэтом, каковы шансы у истины? Позволь же спросить вот что. Находится ли память в вымысле? Или ты найдешь вымысел в памяти? Что здесь рабски склоняется и перед чем? Неужели мера величия определится лишь подробностями? Может и так, если подробности создают всю полноту ткани мира, если темы — лишь идеально сложенные и безошибочно сшитые листы; и если мне должно склоняться перед вымыслом, словно перед достигшей совершенства памятью.
Похож ли я на мужа, способного склонять колени?
Нет отдельных историй. Ничто отдельно стоящее не стоит второго взгляда. Мы с тобой знаем. Мы могли бы заполнить тысячу свитков воспоминаниями о жизнях, чьи владельцы почитали себя и началом и концом, для которых целостность вселенной умещалась в деревянные ящички, что так удобно держать под рукой — уверен, ты видел таких, проходящих мимо. Им было куда идти, и каково бы ни было то место… что ж, оно в них нуждалось и без драматического их появления место это, несомненно, прекращало существовать.
Мой смех циничен? Презрителен? Я вздыхаю, снова напоминая себе, что истины подобны скрытым в земле семенам: если за ними ухаживать, кто знает, какая дикая жизнь явится взору? Предсказания безумны, самоуверенные допущения жалки. Но все эти аргументы нам уже не нужны. Если бы мы выплюнули их тогда, давно, в иной эре, когда были моложе, чем считали себя!
Эта история будет подобна Тиам, твари о многих головах. В моей природе носить маску и говорить множеством голосов, не своими губами. Даже когда я имел зрение, глядеть лишь парой глаз было мукой, ибо я знал — мог ощутить душой — что единственное зрение лишает нас почти всего мира. И тут ничего не поделаешь. Это наш барьер понимания. Возможно, лишь поэты искренне отрицают такой путь бытия. Не важно; чего не вспомню, я придумаю.
Нет отдельных историй. Жизнь в одиночестве есть жизнь, бегущая к смерти. Но слепой никогда не побежит, он только ощущает дорогу, как и подобает в неверном мире. Смотри же на меня как на ставшую реальностью метафору.
Я поэт Галлан, и слова мои будут жить вечно. Это не похвальба. Это проклятие. Мое наследие — труп ожидающий, и его будут поднимать, пока пылью не станет всё. И когда последнее дыхание давно отлетело, гляди, как двигается плоть, как она еще дрожит.
Начиная, я не воображал, что встречу конец на алтаре, под зависшим ножом. Я не верил, что жизнь моя — жертвоприношение; не верил в великие причины, в плату, передаваемую в руки славы и почета. Я вообще не верил в необходимость жертв.
Ни один из мертвых поэтов не упокоился. Мы подобны прокисшей пище на щедром столе. Вот приносят новую перемену, высмеивая наши остатки, и сами боги отчаялись разгрести эту неразбериху. Но у поэтов есть истины, и оба мы знаем их ценность. Мы вечно грызем хрящи истин.
Аномандарис. Что за смелое заглавие. Но помни: не всегда я был слепым. Это не личная история Аномандера. Мою историю не поместить в маленький ящичек. На самом деле он здесь наименее важен. Тот, кого толкают в спину множеством рук, пойдет в одном направлении, чего бы сам не желал.
Возможно, я не особо его ценю. На то есть причины.
Ты спрашиваешь, где же мое место? Да нигде. Приди в Харкенас, сюда, в мою память, в мое творение. Пройдись по Залу Портретов, не найдя моего лица. Это ли значит быть потерянным в том самом мире, что сделал тебя, что вместил твою плоть? Не грозит ли тебе подобное бедствие в родном мире? Ты бродишь и бродишь? Ты вздрагиваешь от собственной тени, просыпаешься от смятенного неверия: неужели это всё, что ты есть — блеклые перспективы, беспочвенность дерзаний?
Или проходишь мимо, уверенно хмурясь, и твой маленький ящичек поистине красив…