Галар считал, что именно таков величайший дар Матери-Тьмы ее детям, всем без исключения. Пока она была жива, можно было не опасаться беспорядка и хаоса, что успокаивало и служило величайшим утешением. Если брачный союз будет заключен, если Урусандер из Нерет-Сорра разделит правление с Матерью-Тьмой как ее законный муж, то, возможно, вражде придет конец, все трещины затянутся и легион Хуста сможет вздохнуть спокойно.
И как тогда поступит Драконус, для которого не останется места в Цитадели, как и во всем Харканасе? Признает свое поражение и удалится в северную Обитель на берегах реки Дорсан-Рил? Галар считал Драконуса достойным уважения и полагал, что повелитель подчинится воле той, кого любил.
Никто не может избежать в жизни горестных мгновений, боль утраты ведома абсолютно каждому. И Драконус достаточно умен, чтобы это понимать.
Мир был вполне возможен. Лишь глупец мог желать гражданской войны. Сыновья и дочери тисте отдали свои жизни, защищая королевство; пролилась кровь каждого дома и каждой Обители, от наиболее могущественных до самых мелких. Кто осмелился бы утверждать, будто это ничего не значит?
Командир Келларас молча ехал рядом с капитаном легиона Хуста. Он слышал бормотание, доносившееся из сделанных из чернодрева ножен на боку Галара, и от этого звука его пробирала дрожь, будто от прикосновения к трупу. Ему было известно немало историй об этом мрачном легионе и его внушающем страх оружии, но он впервые пребывал в обществе одного из тамошних солдат.
Покинув Харканас, они проехали вдоль реки Дорсан-Рил, оставив слева обширную равнину, а затем рощу утративших свои естественные свойства деревьев, прежнее название которой никто теперь не произносил без тени иронии. За все это время попутчики обменялись лишь парой слов; разговор не клеился, и Келларас начал верить в истории, которые слышал от стражей Цитадели, всех до единого ветеранов легиона Урусандера. Мечи Хуста были прокляты, и сочащийся из них яд отравлял их владельцев. Этих мужчин и женщин окружала темнота, но не чистая, как у тех, кто служил Матери-Тьме, а мутная, пронизанная чем-то болезненным, как будто зараженная хаосом Витра.
У Келлараса вспотели под перчатками руки. Он чувствовал, как на него давит сила, исходящая от этого офицера из легиона Хуста, с его никогда не смолкающим мечом, этаким средоточием некоего зловещего водоворота. Внешне капитан Галар Барас казался слишком молодым для того, кто перенес тяготы прошлой войны; его мальчишеские черты, похоже, были неподвластны возрасту – Келларас подозревал, что он будет выглядеть примерно так же и через триста лет, и даже через пятьсот. Правда, подобные лица, озарявшиеся улыбкой при каждом удобном случае, обычно принадлежали весельчакам, обладавшим изрядным чувством юмора и неистребимым оптимизмом.
Но Галар скорее походил на того, кто лишился былой радости во взгляде и теперь брел в полумраке. Он не слишком годился на роль представителя легиона Хуста и его старшего офицера в Харканасе: в городе его не любили и редко приглашали на торжества. Насколько знал Келларас, капитан Галар Барас проводил свободное от службы время в одиночестве. Чем он интересовался? Что доставляло ему удовольствие? Никто не мог этого сказать. Как когда-то писал Галлан, «запертые двери скрип не издают». Капитан не отличался разговорчивостью, и Келларасу даже в голову не могло прийти отправиться в жилище Бараса в поисках его общества. Насколько Келларас знал, подобного желания не возникало вообще ни у кого.
Пней в этом странном лесу было не меньше, чем живых деревьев, да и те выглядели слишком мрачно, с тускло-серыми листьями вместо блестяще-черных. В сухой листве подстилки не пробегали никакие мелкие зверьки, а в редком пении птиц звучали жалостливые нотки, как будто они тщетно взывали и никак не могли дождаться ответа. Несмотря на солнечный свет, падавший сквозь зияющие в листве над головой дыры, Келларасу становилось все больше не по себе.
В притороченной к седлу сумке он вез послание от своего хозяина, повелителя Аномандера, которое ему велели вручить лично в руки Хусту Хенаральду и ждать ответа. Никакой эскорт для этого не требовался, и Келларасу казалось, будто настойчивое желание Галара сопровождать его свидетельствует о своего рода недоверии, даже подозрительности. По сути, это выглядело оскорблением.
И тем не менее Первый Сын Тьмы не питал неприязни к легиону Хуста, даже совсем напротив, так что Келларас счел за благо не противиться воле своего спутника, о чем бы ни шла речь. Они вполне могли ехать молча – осталось уже совсем немного, поскольку впереди уже виднелся просвет, – и изображать, будто их связывают дружеские отношения.