— Шелк тебе не к лицу, — сказал он. — Твоя кожа гораздо нежнее…
Она глубоко вздохнула, когда он провел губами от пульсирующей жилки на горле до вздрагивающей груди, а затем привлек ее к себе.
— Но даже если бы это было чистейшим безрассудством, — прошептал он, лаская ее, — даже если бы я был недостоин тебя, если бы это означало для меня смерть и вечное проклятие, я бы все равно сделал это и с радостью погрузился во тьму!
— С радостью, — прошептала она в ответ, направляя кончики его пальцев, поверяя его прикосновение своим, — с радостью во тьму!
Потом она прижала губы к его губам и пришла к нему.
Уже перевалило за полдень, когда они вместе спустились по лестницам и коридорам дворца и вышли через разбитые двери. Тела убитых убрали с площади и городских улиц, хотя камни мостовой были еще темны от крови. Такими, как сказано в более поздних Хрониках, они и остались, ибо кровь впиталась так глубоко, что столетия дождей не могли смыть ее, и площадь с тех пор называлась Плен Курау, или Площадь Пролитой Крови.
— Но это эмблема чести! — произнес Керморван. — Более тысячи горожан пали сегодня, но своей жертвой они спасли много тысяч жизней. Из эквешцев же ни один не остался в живых, а их хозяева мертвы или исчезли.
Он обращался к огромной толпе. Почти все жители города собрались на площади, и звук его голоса призвал Элофа из верхних чертогов дворца. Иле и Рок стояли рядом с ним, как и старый Эроэль, вернувший себе звание гофмейстера; они готовы были радостно броситься навстречу Элофу, но замерли в изумлении, увидев его под руку с Карой. Однако Керморван улыбнулся, и на его жестком израненном лице отразилось такое облегчение, какое редко можно было увидеть за все предыдущие годы. Он спокойно кивнул Элофу как человек, увидевший подтверждение своих надежд, и снова повернулся к толпе.
— Новый день настает для Морваннека! — сказал он. — Теперь вы должны держать совет, чтобы этот день стал началом вашего исцеления и процветания…
— Нам не нужен совет! — выкрикнул звучный голос из задних рядов, голос, который Элоф почти узнал. — Лорд Запада, ты доказал свое право и взял то, что уже принадлежит тебе! Ты наш законный правитель!
Толпа отозвалась возбужденным гулом, который, казалось, распространился по всему городу, отдаваясь даже в перезвоне колоколов.
— Король!
— Лорд Керморван с Запада — наш законный король!
— Король Керин снова с нами!
— Слава королю Керину! Слава!
Хотя слова были запечатлены в сердцах людей, никто не помнил, кто произнес их первым, и никто бы не признался в этом. Так записано в Хрониках, но летописец добавляет, что у Элофа были свои подозрения.
Лицо Керморвана снова стало суровым и непроницаемым под коркой засохшей крови, густо покрывавшей одну сторону его длинного носа и пропитавшей щетину на подбородке.
— Это великий и достойный дар, однако вы слишком легко предлагаете его мне! — воскликнул он. — Пока что вы еще мало знаете меня, поэтому слушайте мою волю! Я — последний лорд из династии Морвана и останусь последним. Пусть это имя упокоится вместе с руинами, и пусть вместе с ним умрет вражда и междоусобная рознь, омрачившая последние дни великого царства! Ибо я никогда не стану править разделенной страной.
Люди в толпе зашептались и стали тревожно переглядываться. Губы Керморвана тронула слабая улыбка.
— Но, если вы пожелаете, я могу быть первым лордом в Династии Морванхала, или Возрожденного Морвана! Именно так я теперь хотел бы назвать этот город и землю, в сердце которой он стоит. И я хочу, чтобы мы трудились плечом к плечу со всеми добрыми людьми, к какой бы расе или роду они ни принадлежали, чтобы это царство поистине восстало из праха и превратилось в долговечный бастион, противостоящий козням Льда!
Его слова опять потонули в восторженном гуле, сопровождаемым приливом чувств, поднявшихся в едином порыве и почти физически ощутимых. Он выждал паузу и поднял руку.
— Да, вы радуетесь, и это хорошо! Но не нужно много усилий, чтобы радоваться доброй надежде. Выдержите ли вы с такой же радостью труды и тяготы, которые нам предстоит пережить, прежде чем мы достигнем того, к чему стремимся? Этот путь будет нелегким. С запада, обреченного из-за предательства и безрассудства, я призову всех, у кого хватит ума и мужества прийти сюда, — все роды и племена, даже тех, о которых вы еще не слыхали. Эти чужестранцы будут жить среди вас, и вы примете их с такой же радостью, как если бы они были вашими ближними, которые пали сегодня ночью и погибли в горестях последних лет. Так ваш упадок будет остановлен; так горечь вашей утраты будет возмещена… хотя бы отчасти. Мы похороним старинную вражду и исцелим раны, причиненные разделением наших народов!
Толпа безмолвствовала, но воздух над ней подрагивал, будто в преддверии грозы. Керморван обвел собравшихся бесстрастным взглядом; в его серо-голубых глазах застыло высокомерно-отрешенное выражение.
— В этом мое слово будет твердым как сталь, и я не потерплю никакого прекословия. Здесь и сейчас вы должны поклясться, что будете повиноваться мне в трудные времена так же охотно, как и в часы веселья и радости. А если вы хотя бы однажды нарушите эту клятву, то больше не увидите меня ни в городе, ни в этих землях и с тех пор будете сами заботиться о себе. Вы должны поклясться передо мной, перед моими спутниками и гофмейстером Эроэлем; отныне они будут моими лордами и советниками, и вы будете прислушиваться к их словам так же, как это делаю я. Лишь на таких условиях я приму… эту вещь, — он легко прикоснулся к короне, — и все, что она олицетворяет. Итак, вы готовы дать клятву?
Толпа взревела в один голос, и грохот этой бессловесной присяги вспугнул даже чаек на отдаленных морских побережьях. Эроэль, чья белая мантия развевалась на ветру, созерцал это зрелище с благосклонным, но странно отчужденным видом, соответствовавшим выражению в глазах Керморвана.
— Милорд, я вижу, вы были ранены в лицо, — мягко произнес он. — Лучше бы вы были поосторожнее и заранее надели свой шлем.
Прежде чем Керморван успел пошевелиться, старый гофмейстер водрузил сверкающий венец ему на голову и вложил в руку скипетр, вызвав новый взрыв приветствий из толпы.
— Славная коронация! — рассмеялся Керморван, когда его голос снова можно было расслышать. — Вот так манера, застать человека врасплох! Ради моих предков нужно будет как-нибудь провести более формальную церемонию. Но пока что…
Он медленно кивнул и расслабил плечи, как будто огромное напряжение вдруг покинуло его.
— … пока что и этого достаточно. Радуйтесь, веселитесь, и пусть Силы Жизни будут благосклонны к нашему городу!
Он посмотрел на Кару и Элофа, улыбнулся и добавил:
— Тем более что сегодня они почтили нас своим присутствием!
Керморван поднял скипетр и указал вдаль. Два больших ворона кружили над гаванью в лучах восходящего солнца. Потом, на глазах свободных граждан Морванхала, они описали широкую дугу и полетели вдаль над блистающими водами океана, словно устремляясь к далекому восточному побережью.
Эпилог
В конце Книги Шлема сказано лишь, что много долгих лет счастья ожидало Элофа и его возлюбленную, а также их друзей. Однако действительное завершение событий было не столь безмятежным, как описано в Хронике, ибо уже в то время снега собирались на других отдаленных вершинах, предвещая новые страдания и расставания. Но, как повествуется в Книге Браслета, предстояли еще и великие дела, снискавшие Элофу Валантору окончательную славу величайшего из всех магов-кузнецов в темные дни древней Зимы Мира.