— Видишь, Элоф! — прошипел Керморван. — Ты мучаешь его, но зачем…
— Нет! — прохрипел Корентин, снова схватив Керморвана за руку. — Речь не о нем! Не о нем, ибо эту боль я готов оплатить кровью своего сердца, если понадобится. Я проклинаю Тапиау и его отравленный дар бессмертия! Так много лет видеть, понимать, но оставаться слепым…
— Что вы видели? — Собственный голос показался Элофу незнакомым, резким и зловещим. — Что вы поняли?
Корентин посмотрел на него расширившимися глазами.
— Я знаю этот голос, помню его с былых времен… Воля Тапиау — вот, что я понял, и ту участь, которую он предназначает для людей. Его великий замысел!
Длинные пальцы Корентина сжались в кулак. Керморван с сомнением посмотрел на него.
— Нам кое-что известно об этом. Людям предлагается стать бессмертными или альфар, по их усмотрению. Но ведь есть возможности и похуже этих!
— Есть ли? — В смехе Корентина больше не чувствовалось доброты; он был суровым и холодным. — Разве ты не понимаешь, что нет никакого выбора? Можно выбрать лишь постепенное забвение или быстрое падение во тьму невежества. Сохранить на время свою человечность или сразу же отказаться от нее. Один год, тысяча лет — какая разница? Бремя лет непосильно для любого человека, и Лес хорошо знает об этом. Со временем перемена произойдет со всеми, постепенная и незаметная, подтачивающая изнутри, как медленный яд.
Он посмотрел на свою руку, сжатую в кулак, и один за другим распрямил пальцы, все еще сведенные судорогой.
— Разве ты не видишь действие этой силы? Даже сейчас, во мне самом! Посмотри на меня, посмотри на любого из нас! Разве все мы, так или иначе, не находимся на пути к альфар? Такова воля Тапиау.
— Но… Ведь он не принадлежит к злым силам, верно? — выпалил Рок. — Он ведь не на стороне Льда? Я хочу сказать, если даже Лес не на стороне жизни, тогда кто же?
— Да, он защищает жизнь, — мрачно ответил Корентин. — Но людей? Едва ли. Разве мы — большинство из нас — на стороне той жизни, какая существует в природе, свободной и необузданной? Разве мы на стороне любой жизни, кроме нашей собственной? Долгие годы, прожитые в тени деревьев, преподали мне один бесценный урок: вся природа едина. Истребляя ее, мы проливаем собственную кровь, отрываем кусок хлеба от своего рта. Наверное, этот урок со временем предстоит усвоить всем людям. Но Тапиау не хочет, чтобы мы учились; он видит в нас опустошителей своих владений, угрозу для своей власти. Он боится нас, как первые Силы боялись появления жизни в безжизненном совершенстве своего мира. Однако он не осмеливается бунтовать, как это делали они; что тогда будет с его лесами? Вместо этого он хочет втиснуть нас в форму, которую считает наилучшей для себя. Лишить нас того, что больше всего остального отличает нас от других живых существ и толкает на вражду с ними…
— Нашего разума, — горько сказал Элоф. — Как я и опасался. Он говорил мне, что бесконечная жизнь предназначена только для героев среди людей. Но теперь я понимаю, что ни один человек не может обмануть Реку, не заплатив свою цену. Такая жизнь никому не нужна. Во внешнем мире, с его случайностями и опасностями, ей нет места. Лишь здесь, в утробе Леса, обычные человеческие тела могут вынести бессмертие. Но это лишает вечную жизнь всякого смысла! Какую ценность она имеет здесь, какой цели служит? Снова и снова ходить теми же тропами, танцевать те же танцы, совершать те же бесцельные акты любви, выхолощенные до ритуала! И все это время его тень лежит на вашем разуме и внушает вам, что это совершенство, лучшая участь, на которую вы могли рассчитывать. Возможно, Тапиау действительно верит в это — так мало он понимает людей. Неудивительно, что вы все устали от бремени лет, как бы ни старались оставаться самими собой. От усталости ваш разум затуманивается, потом ваши тела начинают изменяться. В конце концов вам приходится отказаться от своей человечности, чтобы получить облегчение от постоянных страданий… Неудивительно.
Воцарилась тишина. Корентин с усилием привстал на колени и с растущим замешательством вглядывался в лицо Элофа. Внезапно его взгляд сместился; теперь он смотрел мимо кузнеца, в дверной проем и на темную массу деревьев позади. Опасаясь, что принц может пуститься в бегство, Элоф начал боком подвигаться к двери, но тут увидел, что привлекло внимание Корентина.
— Смотрите! — хрипло произнес Корентин. — Снег идет! Первой снег в Лесу!
Керморван заморгал, как человек, пробудившийся от глубокого сна.
— Да, милорд. Всего лишь несколько снежинок, не более того. Снег долго не продержится, ведь весна уже недалеко. Что с того? Позвольте, я…
— Что с того? — Корентин повернулся к Керморвану, снова сжал его руку с пугающей настойчивостью и поднялся на ноги. — Теперь снег появляется в Лесу каждую зиму. Но здесь и сейчас он еще никогда не падал, даже так далеко на севере… Когда мы впервые пришли сюда, снега не было круглый год.
Лицо Керморвана неожиданно помрачнело.
— Что вы хотите сказать мне, милорд?
Взгляд Корентина устремился вдаль над кронами деревьев.
— Разве ты не понимаешь? — Его голос стал ясным, с нотками горечи и отчаяния, разрывавшими сердце Элофа. — Это означает, что даже великая Сила может оставаться слепой к тому, чего она не хочет видеть! Это означает, что даже Тапиау может попасться в сети самообмана. Все, что он сделал для нас, было сделано им для того, чтобы помочь нам и спасти нас, сохранить, пусть даже как животных среди животных. Но даже в этом он терпит неудачу! К его границам подступают темные деревья Туонелы, а за ними — тундра и холодные пустоши, ровняющие путь для Льда.
Принц снова рассмеялся, и Элоф содрогнулся от звуков его смеха.
— В Лесу идет снег — там, где о нем раньше не слышали. Но там, куда приходит снег, зима становится более холодной, ледники в горах разрастаются, снеговая линия опускается все ниже… Холод будет ползти на юг, пока ледники не сойдут с вершин Менет-Айтена по этим самым склонам, чтобы встретиться со своими ледовыми собратьями с севера. Что тогда будет с Лесом? — Несмотря на смех, лицо Керморвана блестело от слез. — Зачем только я выжил, чтобы прийти к этому?
— Вы сказали почему, милорд, и я понял, — тихо сказал Элоф. — Для того чтобы передать свою мудрость — таково было ваше желание и ваша цель. Ради этой возможности вы долгие века боролись и стремились остаться собой. Посоветуйте нам теперь, как быть дальше?
Корентин обратил застывший взгляд на него.
— Все это стало возможным благодаря тебе. Слушайте же, какой совет я могу дать вам в муках и спешке! Вы должны бежать, и как можно скорее. На границах Леса его сила слабее всего. Присоединитесь к одной из охотничьих партий, которые сейчас готовятся к выступлению. Они будут охотиться на однорогов на северной окраине Леса.
— На северной? — тревожно спросила Иле. — Разве это не самый опасный путь?
— Да. Южный путь менее опасен — во всяком случае, так было в мое время. Именно этим путем лорд Вайда провел Эшу и ее сторонников, отплыв на юг от Морваннека к огромному заливу Мор Бостир, а потом поднявшись вверх по реке на границе Леса и южных пустошей. Трудный маршрут, но не столь опасный, как через эти деревья или мерзлые болота и тундру Туонелы. Но до южной окраины далеко, почти в три раза дальше, чем до северной, и путь лежит через самое сердце Леса. Вы не сможете скрыться от альфар или от еще худших стражей. Воспользуйтесь шансом, который у вас есть: бегите на север и продолжайте свой поиск!
— Ты должен отправиться с нами, — тихо сказал Керморван. В тусклом свете очага его фигура как будто выросла, сравнявшись с Корентином. — Рассеянным по свету детям Морвана на востоке и на западе понадобится Корентин Рудри, чтобы снова возглавить их.
Корентин медленно покачал головой; корона на шлеме заблестела и заискрилась среди теней.
— О нет! Не теперь, когда у них снова есть Керин Керморван! Ибо ты больше похож на него, чем можно было бы надеяться; правда, ты еще недостаточно веришь в себя. Глядя на тебя, я воистину начинаю верить, что Река время от времени снова выбрасывает нас на другой берег. Поэтому, наверное, страх перед ней и надежда обмануть ее — всего лишь иллюзия и жалкое заблуждение. Если так, то может случиться, что мы встретимся еще раз. Но не сейчас. Я пережил свое время и странно изменился, так что больше не могу противостоять опасностям этого мира. Тебе предстоит продолжить наше дело — родич, потомок, брат, достойный носитель нашего имени, — тебе и твоим друзьям, мудрым и отважным. Пусть вы преуспеете там, где нас постигла неудача! Прими мое благословение!