Керморван опустился на колени перед ним, но Корентин поднял его и сжал в крепком объятии.
Охваченный противоречивыми чувствами, Элоф выступил вперед, преклонил колено и опустил голову.
— Я не прошу вашего благословения, милорд! Только справедливости и прощения, если возможно, за мой обман и жестокую боль, которую я вам причинил. Но вы знаете, почему это было сделано.
Элоф осмелился посмотреть в глаза Корентину, и его замутило от страдания, которое он там увидел, — страдания разума, разорванного на части в немыслимом усилии обрести свободу.
— Я знаю, как никто другой, — промолвил принц, и вокруг него как будто сгустилась атмосфера высшей власти и правосудия из глубин времени, как это бывало с Керморваном. — Ты проницателен, молодой кузнец; ты обладаешь мудростью и силой не по годам. Ты совершил дело, равное которому было бы по силам немногим мастерам моего времени, если бы кто-то решился взяться на него. Сам ты считаешь это работой мастера?
Не в силах отвести взгляд от исполненных муки глаз Корентина, Элоф кивнул.
— Да, милорд. Все было так, как я задумал с самого начала — и вещь, и качества, запечатленные в ней. Но эта работа обошлась мне очень дорого.
— Тогда за эту работу, по старинному праву принцев из дома Морвана, я объявляю тебя прирожденным кузнецом, обученным и доказавшим свое искусство, мастером своей гильдии и ее таинств! — торжественно произнес Корентин. — Встань, мастер-кузнец, живи и благоденствуй!
Элоф неловко поднялся на ноги и ощутил на своем плече тяжелую руку Корентина.
— За это деяние я прощаю тебе муки, которые ты мне причинил. Но услышь приговор, который я налагаю на тебя в воздаяние содеянному! Ибо ты также обладаешь даром хитроумия и безжалостности; он уже сослужил тебе дурную службу и может сослужить еще раз. Предостерегаю от этого тебя и всех, кто тебе дорог. С этого дня ты будешь носить имя Элоф Валантор, что значит «Умелая Рука», но может означать и «Скрытая Рука». Носи его с честью, но не забывай о позоре! Прими его вместе с моим благословением!
Элоф сглотнул, хотя во рту у него было сухо.
— Да, милорд. И пусть я никогда не буду ценить свое мастерство больше, чем власть над собой и сокровенным желанием моего сердца.
— Да будет так, — кивнул Корентин.
Внезапно он отступил назад и посмотрел на лес, одетый в белое убранство под восходящей луной.
— Прощайте же! — тихо промолвил он. — Прощай, кузнец, чья мудрость неведома даже тебе самому! Прощай, искусный ремесленник и достойный гражданин! Прощай, принцесса нашего старшего рода! И ты, могучий воин, который мог бы стать королем в расцвете молодости и силы! Смотрите, как заканчивается жизнь! Вспоминайте обо мне!
Одним движением Корентин сорвал тяжелый шлем с головы и швырнул его через всю кузницу, где он с лязгом закатился в рдеющие угли очага. Рок вскрикнул и потянулся за щипцами, но Элоф остановил его решительным жестом и покачал головой. Когда кузнец заговорил, его голос был полон горечи и отвращения.
— Пусть расплавится!
Когда они обернулись, Корентина уже не было. Следы его широких шагов на снегу вели к замку, но в тот вечер они больше не видели его, а на рассвете он, как и собирался, отправился на запад вместе с отрядом охотников. Они так и не узнали, вернулся ли принц в Чертоги Лета, ибо ни один смертный больше никогда не видел Корентина Рудри.
Глава 7
РЕКА НОЧИ
Утопая по плечи в густом кустарнике, громадный зверь запрокинул голову и встряхнул косматой гривой; его рог поблескивал в слабых лучах зимнего солнца, пробивавшихся сквозь мглистую дымку. Элоф и женщина-альфар, сидевшие на высокой ветке, поспешно пригнулись, хотя и знали, что животное не может увидеть или почуять их с наветренной стороны. Из пасти однорога свисали длинные стебли с заляпанными землей корнями, тянувшиеся вдоль грубой светло-кремовой шкуры, пока жующие челюсти толчками втягивали их внутрь. Дыхание зверя вырывалось из ноздрей струйками пара в холодном утреннем воздухе. Его маленькие уши чутко прядали по сторонам, а глаза, утопавшие в складках кожи, невозмутимо моргали. Внезапно однорог фыркнул, выпустив густое облако пара, и вернулся к своему занятию.
— Разве не красавец? — прошептала женщина-альфар, наполовину обняв Элофа длинной паучьей рукой, которую она держала на спине кузнеца, опасаясь, что тот может упасть. — Еще не перелинял: видишь, какая белая шкура? Я давно следила за ним, хотела добыть, но только этой зимой он вошел в законный возраст. Молодые самцы уже берут верх над ним во время брачного сезона, поэтому он бродит один. Скоро он станет слишком старым, не сможет хорошо бегать, и тогда его убьют волки или саблезубы. Или другие, что бродят в ночи. Лучше и быстрее, если он достанется нам!
На ее удлиненном смуглом лице сверкнули белые зубы. Элоф улыбнулся в ответ, хотя его мышцы онемели и ныли после долгих часов ожидания среди ветвей.
— Конечно, лучше! — прошептал он в ответ. — Тем больше чести для нас охотиться с тобой, Хафи!
— Это честь для меня, милорд, — просто ответила Хафи, заставив Элофа испытать острый укол стыда за очередной обман, который он задумал. И все же… Странное имя Хафи на самом деле было уменьшительным от Хальвет — древнего и почитаемого женского имени среди северного королевского рода. Какая кровь текла в ее жилах? Какой великий лорд или леди Морвана стряхнули с себя оковы прежней жизни, чтобы породить ее?
Она оглянулась.
— Ага, Гизе идет! Ты понаблюдай вместе с милордом Элофом, Гизе, а я пока приведу остальных.
Она бесшумно соскользнула с ветки и исчезла. Массивная фигура Гизе, облаченного в короткую тунику и кожаную сбрую алъфар, гак же бесшумно заняла ее место рядом с Элофом. Тот огляделся по сторонам, озабоченный и раздосадованный.
Гизе был здесь у себя дома, и это ощущалось так явственно, что Элоф сомневался, можно ли доверять ему.
— Ради всего святого, Гизе! — зашептал он так тихо, как только мог. — Говорю тебе еще раз, ты должен пойти с нами. Ты нужен нам больше всех остальных!
Но лесник лишь отвернулся и едва заметно покачал головой. Элоф взял его за плечо.
— Ты присоединился к нашему походу, чтобы помочь беженцам с севера! Это твой долг!
Гизе снова покачал головой, теперь уже более решительно. Элофу показалось, что он с трудом подыскивает нужные слова.
— Нет, мастер Элоф, нет! Вы идите, куда хотите, а я остаюсь. Я уже сказал об этом милорду. Здесь я нашел себе новый дом, и будь я проклят, если уйду отсюда!
Элоф тяжело вздохнул.
— Значит, ты подводишь нас, как и Арвес. Ничто не может оторвать его от придворных забав.
— Почему бы и нет? — с жаром прошептал Гизе; обвинение в предательстве, пусть и косвенное, развязало ему язык. — Мы с ним старшие в отряде! У нас не осталось времени, чтобы строить новую жизнь — не то что у вас, молодых. Разве мы с ним сможем найти себе что-нибудь лучше этого? Альфар добрый народ, хотя и немного слабоватый на голову. Они принимают людей к себе, но не теребят их по пустякам. И женщин своих не больно-то ревнуют. У меня уже есть одна — может, и ребеночек скоро подоспеет.
Он приставил короткий тупой палец к груди Элофа.
— Ты, премудрый мастер, лучше не толкуй мне про ваше прекрасное далёко! Что мне с того, если даже сыновья моих сыновей его не увидят? Лучше скажи мне здесь и сейчас, какая жизнь может быть лучше для лесника вроде меня?
— Может быть, свободная?
Гизе пожал плечами.
— Здесь столько свободы, сколько нужно для простого человека. Лес и вполовину не такой строгий хозяин, как твой мэр или городские старейшины, мастер, судя по тому, что я слышал о твоем детстве.