Недели две меня не было. Придя на работу, я застала в курилке Марину.
— Как там Мишка? — спросила я, почему-то подумав, что он у Марины «загостился».
— Какой Мишка?
— Ну Мишка! Ты же его в гости брала, на выходные, и думали, может, он у тебя еще поживет…
— А, Мишка! Да он у меня тогда одну ночь переночевал, и все. Наутро его мамка приехала и забрала. Весь вечер мы с ней по телефону разговаривали — замучила меня звонками — что он там? да как он там? — Марина явно не придавала большого значения этому эпизоду из жизни своей семьи.
— Ну а как он тебе вообще? — Может быть, она сама только полдня выдержала? Ребенок-то уж очень непростой. Может, он не спал там всю ночь? А вдруг он побил Марининых мальчишек?
— Как он мне? — Марина честно пыталась вспомнить. — Да не знаю, мальчишка как мальчишка… Аккуратный такой. Мои-то все вечно расшвыряют, а этот — собрал все вечером, сложил все аккуратно так, — Марина поглядела в окно, ее мысли явно ушли в сторону.
— Драк не было? — спросила я осторожненько.
— Драк? — В Марининых глазах блеснул огонек, она явно смутилась. «Ну вот, — подумала я, — все-таки он там навалял кому-нибудь».
— Ну, мальчишки как начали… Ты ж знаешь… Короче, мои там ему немножечко… Но только немножечко! Я уж рассказывала. Дети же! — Марине было неловко, что ее сыновья оказались такими негостеприимными, — а он-то ничего, не обидчивый. Посидел немножко в углу, подулся — и пошел играть дальше как ни в чем не бывало.
Удивительные дела! Мишка-то действительно стал меняться. По чуть-чуть, понемножку, каждый день в нем что-то успокаивалось, «выравнивалось». Угловатые движения сглаживались. Громкий хриплый голос становился тише и мягче. Ему уже не так хотелось крушить все вокруг. Обычно так и происходит. Ребенок меняется каждый день. Совсем незаметно, «по миллиметру». Те, кто живет рядом с ним, этого не замечают. Это похоже на то, как ребенок растет. Вам кажется, что он такой же, как всегда. А бабушка, которая не видела внучка полгода, вдруг восклицает: «Как же ты вырос!» — и вы вдруг понимаете, что ребенок-то прибавил в росте несколько сантиметров.
Так и с детьми, что приходят в новую семью из детского дома озлобленными, «раздрызганными», «педагогически запущенными». Однажды семья со своим «кошмариком» приходит к нам, к людям, которые помнят, каким этот ребенок был несколько месяцев назад. «Как же Вася изменился!» — восклицают все вокруг, и немножко удивленные, но счастливые новые родители понимают: «А ведь действительно изменился!»
Мишку удалось устроить в детский сад. Удалось — это потому, что из предыдущего детского сада его выставили через несколько дней. «Мы не будем возиться с этим ребенком, — заявили в частном, дорогом детском садике, — ни за какие деньги». Ну что ж, они имели на это право. Детей-сирот обязаны брать в государственные детские сады без затруднений и без очереди. Проблем обычно не возникает, а если возникают, то их помогает решить социальный работник. Только вот есть, конечно, и другая сторона вопроса. Не каждый родитель будет настаивать на том, чтобы ребенка непременно взяли туда, куда его не хотят брать. «Они уже настроены против него, — говорят обычно родители, которые столкнулись с такой проблемой, — зачем же я буду отдавать туда ребенка. Обидят ведь».
В новом детском садике Мишка прижился. «Он неплохой мальчик. — говорили воспитатели, — кричит, конечно, и дерется иногда. Но его переключить можно». То, что Мишка стал ходить в детский сад, вселяло надежду. Ребенку нужно, как говорят психологи, социализироваться — уметь ладить с окружающими, общаться, учиться дружить, ссориться и мириться. Маме нужно «вздохнуть» иногда — даже от самого любимого ребенка нужно иногда отдыхать. Ну и о школе нужно было думать заранее, что поделаешь. Конечно, у Мишки была так называемая ЗПР — задержка психического развития. Она бывает у большинства детей, живших в детском доме, перенесших стресс, психотравму. Задержка психомоторного развития, психоречевого развития и т. д. Задержка обычно со временем выравнивается. Как говорит мой любимый детский психолог Маша, всю свою жизнь посвятившая детям-сиротам, «все со временем проходит, именно поэтому называется задержка, а не затычка, например».
Была у Мишки еще парочка диагнозов. Сможет ли Мишка, со всем этим «букетом» диагнозов, учиться по обычной школьной программе — это был вопрос. Иногда от хорошего обращения диагнозы как будто «рассасываются», оставаясь только на бумаге, в медицинской карте. Только вот заранее никогда не знаешь, как пойдет. Вот и радовались самой малости. Пошел в обычный детский сад — так, глядишь, и школу обычную осилит!
Жизнь семьи налаживалась. Надо сказать, что ситуация с Мишкиным семейным устройством была весьма ординарная. Иногда Надя заговаривала про «новую семью». Звучало это приблизительно так:
— Вы семью-то другую ищете?
— Ну… Мы об этом думаем. Пока, правда, не нашли, сейчас новую группу тренинга набрали… Может быть, там кто-то будет…
— Я вот что скажу, — Надин голос звучал напряженно, явно решилась сказать что-то важное, но неприятное — вы семью ищите. Но я не уверена, что его отдам. Понимаете?
В общем-то, мы понимали. Надя любила Мишку. Она была к нему очень привязана. Она практически не могла с ним расстаться — даже собственные родственники, выражающие желание пригласить Мишку погостить, не представлялись Наде достаточно «надежными». При этом она мучительно боялась будущего. Чего боялась? Прогнозы по поводу развития Мишки, его здоровья, как физического, так и психического, были весьма неоднозначны. Может быть, все «выправится». А может быть, в подростковом возрасте все, наоборот, обострится. А может, и не в подростковом. У Мишки бывали хорошие периоды, но бывали и плохие.
В Надиной нерешительности, конечно, играло роль и то, что изначально она не собиралась брать «тяжелого» ребенка. Не готовила себя к трудностям и испытаниям. Не настраивала себя и свою семью на то, что далеко не все будет гладко. Через наш детский дом прошло много семей, которые воспитывают и более сложных детей. Но они шли на это сознательно. У Нади же все получилось как бы случайно. Надя понимала, что она может не выдержать. А больше всего она боялась, что не выдержит Коля.
Коля к Мишке относился снисходительно. Приняв его как «прихоть» жены, он со временем привык, что в доме живет это не совсем понятное существо, шумное и не очень предсказуемое. Мужчина от природы спокойный и физически очень сильный, он легко справлялся с Мишкиными «всплесками». Но любить он его — не любил. Снисходительно принимал Мишкино восхищение. Вежливо терпел Мишкины нежности. Когда «сынок» его доставал, молча уходил в другую комнату. Мишка оставался для него чужаком.
Неизвестно, во что бы все это вылилось, да вот случилась в семье одна история. Неприятная — это мягко сказать. Однажды, когда Коле нужно было срочно куда-то ехать, его машина оказалась «запертой». Вдоль его «жигулей» аккуратно была припаркована соседская машина. Вплотную. Машина того самого соседа, которого Мишка когда-то «осадил» в лифте. Николай очень торопился. Он побежал звонить в дверь соседу. Дверь не открывали. Он пытался сдвинуть ту машину — она не сдвигалась. Коля кое-как забрался в свои «жигули» и попытался выехать. Раздался скрежет. «Соседа» он все-таки задел.
Расстроенный, Николай выбрался наружу и обнаружил рядом жену соседа. Женщина кричала. «Да пошла ты…» — не сдержался Коля, которому каждые две минуты названивали с работы. Дальше все развивалось, как по заранее заготовленному сценарию. Мгновенно приехал наряд милиции. Колю забрали в отделение. «Мы просто не понимали, что происходит, — рассказывала потом Надя, — у нас ведь как — человека убивают, а их не дождешься. А тут машину поцарапал, выругался — и как понеслось!» «Нецензурная брань», «умышленная порча имущества» — на Колю завели уголовное дело. Соседи, последнее время уже привыкшие улыбаться Наде и похорошевшему Мишке, снова стали коситься. На работе к Колиной истории отнеслись с подозрением.