— Некоторые из нас, товарищ лейтенант, были поначалу недовольны старшиной — мол, фокусами занимается, лишнюю работу заставляет делать, — с застенчивой улыбкой поясняет Филатов.
— Ну, это известное дело, — говорит Самохвалов. — Ты ему вдоль, а он поперек. Такие нигде не переводятся. Им обязательно разжуй и в рот положи. Не буду называть имен, только теперь, думаю, никто не скажет, что Самохвалов цирк устраивает, — уже веселей и обращаясь только к Филатову, своему приятелю, заключает старшина.
Филатов немедленно подхватывает эти слова:
— Теперь ребята с завязанными глазами не то что замок, всю пушку разберут почище любого фокусника…
И Николаю припоминается спор курсантов в училище о субординации и командирском авторитете. Во время практики он убедился, что всему должно быть свое время и место. Важно везде и во всем оставаться человеком честным, справедливым, преданным делу, которому служишь. А его, Николая, дело — бить фашистов до окончательной победы.
В это раннее утро 31 октября комиссар, как всегда, развернул на столе карту Севастополя с треугольником на рейде, означавшем стоянку плавучей батареи, а радист Сергеев, немногословный краснофлотец, молча, давно выверенными движениями чутких пальцев настраивал рацию.
Было время, когда начиналась передача фронтовой сводки, и Середа, наморщив лысеющий лоб, открыл блокнот, чтобы сделать заметки для утренней политинформации. Первые же слова сводки насторожили его.
В эту минуту приоткрылась бронированная дверь и в рубку вошел Мошенский. Он был, как всегда, спокоен. Но Середа встретил его таким неожиданным известием, что Мошенский невольно остановился:
— Сергей Яковлевич, немецкие танки вышли в район Николаевки.
Это было небольшое селение в тридцати километрах по прямой от Севастополя.
Мошенский помнил эту деревню с крестьянскими домами из серого плитняка, с виноградниками, обычными для крымских селений, с каменистой дорогой, приведшей его к батарее № 54. Командовал ею старший лейтенант Заика. Они сразу нашли общий язык, так как оба были влюблены в свое артиллерийское дело, хорошо знали его. Весь вечер они проговорили о том, какие большие возможности открывают перед артиллерией новейшие достижения техники.
Но сейчас Мошенский сразу подумал о том, что было более всего важным в сообщении Середы.
— Значит, фашистские танки обошли Симферополь, так я вас понял, Нестор Степанович?
— Вы правильно поняли. Обошли, и батарея старшего лейтенанта Заики со вчерашнего дня ведет бой с танками и мотопехотой, преграждая немцам путь на Севастополь.
В эту минуту ни Середа, ни Мошенский не думали, что залпы 54-й батареи 30 октября 1941 года войдут в летопись Великой Отечественной войны как начало героической обороны Севастополя.
Между тем, с каждым часом все ощутимей становилась угроза немецкого прорыва, и в бой с врагом вступали все новые силы.
В ночь на первое ноября вахту нес Семен Хигер. Он стоял на мостике, служившем во время боя командным пунктом батареи 76-мм зенитных пушек, и глядел на море. Ночь выдалась необычайно теплой для такой поры года, и луна проложила на морской поверхности мерцающий след. Любуясь с мостика ночным небом, Семен с горечью подумал, что именно в такую ночь возможен налет немецких бомбардировщиков. Тогда вся эта нерукотворная красота в мгновение будет взорвана. И Семен невольно возвратился мысленно к недавнему разговору Мошенского с ним, с Даныниным и Лопатко.
— Сейчас, когда на подступах к Севастополю завязались бои, есть основание полагать, что немцы могут нанести массированный удар с воздуха по главной базе, — говорил Мошенский.
В главной базе стояла целая эскадра кораблей. Правда, они были изобретательно замаскированы, но при массированном налете потери неизбежны.
— В том, что немцы, безусловно, имеют такие намерения, можно не сомневаться, — отметил Середа. — Не случайно фашисты все время пытаются, и иногда это им удается, ставить мины на фарватере…
— Тем более мы с вами должны зорко следить за приводнением каждой вражеской мины, а лучше всего — всеми средствами мешать врагу ставить мины.
Это стало законом для всего экипажа плавучей батареи, об этом говорили всякий раз в часы занятий, об этом писали в боевых листках, отмечая таких зорких сигнальщиков, как Михаил Бойченко, Василий Сихарулидзе, Иван Чумак…
Семен собирался сделать обход батареи, уже спустился на две ступеньки, и вдруг глазам представилось зрелище невиданное, потрясшее душу, оставшееся в памяти на многие годы. Он вдруг увидел в лунном мерцании силуэты больших кораблей, медленно вытягивающиеся в охранении малых кораблей из Севастопольской бухты. Флот покидал свою морскую столицу!