Ночью, незадолго до рассвета, подходят два буксира. Запрашивают, можно ли выбрать якорь-цепь.
— Не потянем, — отвечает Мошенский. — Будем подрывать якорь-цепь.
Из арсенала подают подрывные патроны. Командир орудия Лебедев получает приказ подвесить их. При таком волнении моря — дело опасное. Качает все-таки здорово, и волны бьют по бортам, как из пушки. Нужна не только смелость, но и ловкость, чтобы подвесить патроны в такую непогоду. Но Лебедев доказывает, что его не напрасно прозвали Акробатом.
Лебедева спускают за борт, и когда он закрепляет патрон и поднимается, лейтенант Хигер поджигает фитиль. Все напряженно следят за огоньком, бегущим по фитилю за борт, в бушующую темноту.
Раздается взрыв, белое пламя, словно молния, на мгновение выхватывает из темноты часть палубы, пушки и группу моряков, сразу кинувшихся к борту. Однако не так легко перебить линкоровскую якорь-цепь. Еще два раза гибкая фигура в робе исчезает за бортом, и всякий раз Мошенский, и комиссар, и Семен облегченно переводят дыхание, когда слышат короткий рапорт старшины:
— Есть патрон!.. — и Лебедев перемахивает через леер[8].
Наконец перебита якорь-цепь, и буксиры, закрепив тросы, медленно ведут батарею на новое место. Уже совсем светло, когда появляются немецкие самолеты. Они летят звеньями. Их встречают огнем зенитные автоматы Николая. В бой вступают и орудия Семена. Строй «юнкерсов» рассыпается.
— А, удрали, — усмехается Середа, когда вражеские самолеты сбрасывают бомбы в море. Комиссар стоит рядом с Мошенским, наблюдающим за противником в бинокль. И тут вдруг лопнул буксирный трос. Надо же такое! Батарею сразу повело.
— Ну, а теперь как быть? — опустив бинокль, тихо спрашивает Мошенский. — Рядом с нами минные поля. Хорошо еще, что море немного успокоилось.
— И течение в противоположную сторону от минных заграждений, — хладнокровно отмечает Семен, слышавший разговор Мошенского с комиссаром.
Сжав губы, Мошенский лишь качает головой. То ли он сердится, что лейтенант вмешался в его разговор с Середой, то ли ему неприятно, что лейтенант говорит о минных полях.
— О минных полях помалкивайте! — тихо приказывает Мошенский. — Незачем волновать людей.
— Есть! — отвечает Семен.
— Когда понадобится, скажем, — уже мягче говорит Мошенский и заходит в рубку.
Однако ветер опять усиливается, и батарея дрейфует в сторону минных заграждений. Угроза нарастает с каждой минутой. Тут появляется водолей «Дооб». Милый, заслуженный, старый водолей, который привозит морякам письма из дому и пресную воду — в ней всегда нуждаются… Разворачиваясь, старик «Дооб» упирается в борт батареи своим форштевнем[9] и работает полным ходом, не давая батарее уйти на мины. Наконец заводится второй трос и плавучую буксируют в Казачью бухту близ Херсонесского аэродрома.
В тот же день Мошенский собирает на КП командиров и сообщает приказ командующего. Отныне главная задача батареи — охранять подступы к Херсонесскому аэродрому и 35-й береговой батарее.
Наконец приходит буксир с краном, чтобы снять пушки лейтенанта Лопатко. Михаил уже знает, что его батарею перебрасывают на другой участок фронта, на берег, где она более нужна, чем на плавучей, и не это огорчает молодого лейтенанта. Ему горько, что его разлучают с товарищами, друзьями, к которым он привык и которых полюбил. Он даже рад, что в эти тягостные минуты занят демонтажем своих пушек и может не думать ни о том, что оставляет, ни о том, что его ждет впереди.
И все же, когда стрела крана поднимает в воздух последнее орудие, когда наступает минута прощания с плавучей батареей, с товарищами и друзьями, у лейтенанта Лопатко перехватывает горло, его лицо морщится, будто от физической боли, и он не может произнести те слова, которые собирался.
Вместе с Лопатко уходят с батареи и сорок артиллеристов, которые обслуживали 130-миллиметровые орудия.
— Что ж, — говорит Михаил Лопатко, прощаясь с Николаем и Семеном, — до встречи в Стрелецкой бухте после победы…
Для каждого из них эти слова многое значат.
— Вот и остались мы вдвоем, — вздыхает Николай, обращаясь не то к Семену, не то к самому себе.
На эти слова откликнулся комиссар, стоящий рядом у борта.
— Товарищ лейтенант, это не тот случай, когда положено горевать. Нашего Лопатко перебрасывают на участок фронта, где и пушки, и отважные люди нужны не меньше, чем здесь.
8
Леер — веревка (трос), закрепленная двумя концами и туго натянутая. Для предотвращения падения людей за борт на судах протягивают так называемое леерное устройство.