— Ты что, мама?
— Как же ты исхудал, — горестно вздохнула Лизавета и, всхлипнув, пошла в свою комнату.
Наутро он смотался в поликлинику, оформил больничный и сдал документы на инвалидность, (третью, рабочую группу на год), съездил к Лизавете на работу, оформил расчёт и получил все деньги, купил картошки, макарон и десяток суповых концентратов, и успел придти домой за минуту до начала дождя. Небо, словно дождавшись завершения самых неотложных дел, погрузило город в нудную двухнедельную морось. Лизавета снова заскучала, и Витька снова пожалел о переезде — в их коммуналке мать нашла бы себе занятие. Зашла Алевтина и поздравила с выпиской. Лизавета хотела угостить гостью чаем с вареньем, но постеснялась своих чашек с давно отбитыми ручками и щербатых блюдец, не пригласила и долго переживала своё негостеприимство. Алевтина снова пришла в субботу и попросила Витьку помочь шофёру затащить новый телевизор. Они подняли тяжеленный ящик на пятый этаж, в квартире сняли с тумбочки старый, поставили новый, и шофёр ушел, небрежно сунув в карман четвертак. Витька подключил и настроил телевизор и уже пошел к двери, когда Алевтина спросила, не сможет ли он вытащить старый на помойку.
— Он исправен и трубка у него новая, в прошлом году поменяли, — зачем-то добавила она, — а то забрал бы домой, всё маме веселее будет, да и тебе по лестнице не таскать, — вдруг нашла она компромиссное решение.
Так у них появился первый в жизни телевизор.
Десятого октября нас, наконец, привезли с картошки и, дав четыре дня на поправку здоровья, два из которых пришлись на законные выходные, назначили начало занятий на понедельник. В воскресенье дождь прекратился и задул холодный северный ветер. Выскочив утром из подъезда, Витька шмякнулся, поскользнувшись на обледеневшем асфальте. Гололёд покрыл стволы и ветки деревьев блестящим бесцветным лаком, и даже жёлтые листья висели, словно закатанные в прозрачный целлофан. Занятий, как таковых, в понедельник не было. Всех первокурсников собрали в актовом зале и часа два преподаватели рассказывали им о предстоящей учёбе, грозили отчислением по любому поводу и карами за невыполнение всевозможных требований. Остаток дня они провели в библиотеке, стоя в бесконечных очередях за учебниками. Витька ехал домой озабоченный предстоящими непредвиденными расходами. Оказалось, что каждый предмет требует по нескольку общих тетрадей (каждый преподаватель почему-то подчёркивал «По 95 копеек»), необходимых для записей лекций (у кого лекций не будет, до экзамена не допустят), для семинаров и для конспекта Ленинских работ (у кого конспекта не будет, на экзамен может не приходить), и этот список был бесконечен. Чертёжнику требовались готовальня, чертёжная бумага строго 210 на 297, карандаши различной твёрдости, ластик, пара угольников и что-то ещё. Начертальщик не мог обойтись без разноцветных карандашей. Физик убил всех требованием немедленно забыть весь школьный курс физики, так как они будут изучать всё заново, но с совершенно иных позиций и посоветовал приобрести хорошие калькуляторы с синусами и косинусами. Химичка потребовала обзавестись белыми халатами и регулярно стирать их, а не ходить грязными «чумичками» («чумички», естественно, на зачёт могли не рассчитывать). Больше всего Витьку расстроил физкультурник. Он начал с того, что не потерпит наплевательского отношения к своему предмету, сообщил, что 67 % всех отчислений первокурсников связаны именно с физкультурой и потребовал, чтобы студенты приходили на занятия в кедах, голубых трусах и красных футболках с короткими рукавами, а студентки в чёрных тренировочных штанах и жёлтых майках с длинными рукавами. Окончательно добило Витьку его требование к первому снегу обзавестись лыжами, ботинками, палками и лыжными костюмами по собственному вкусу и возможностям.
Из президиума Геннадий Антонович одобрительно кивал головой.
Поднявшись на свою площадку, за алевтининой дверью Витька услышал оживлённый голос матери. Он вырвал листок из старой школьной тетради и стал прикидывать расходы. Получилось много. На лестнице хлопнула дверь — вернулась с работы Светка, Алевтинина дочка. Минут через десять пришла Лизавета и рассказала, что утром, проводив дочь, Алевтина побежала на работу, но, выскочив из подъезда, поскользнулась, ушибла ногу, локоть и спину, еле взобралась на пятый этаж и постучалась к ней: «Спасай, соседка». Весь день Лизавета провела с ней, а сейчас Светка предложила ей побыть при матери сиделкой.