Лизавета тяжело вздохнула и пошла советоваться к Алевтине.
— Надо подумать, — неопределённо ответила соседка, и через неделю Лизавета уже работала калькулятором в маленькой диетической столовой недалеко от дома.
Работа Лизавете очень понравилась — она не требовала ни специальных знаний, ни физических усилий, а терпения и внимательности Лизавете было не занимать. Платили немного, но совершенно официально кормили обедом, высчитывая из зарплаты сущие пустяки. Лизавета взбодрилась и даже помолодела. За вечерним чаем с сухариками она рассказывала Витьке о столовских событиях.
— Сегодня-то что случилось, — трагически восклицала она, — повариха пошла домой, только из двери вышла, а её два обэхээсника цап под руки и назад. В кабинет директора завели, пальто сняли, а там… — Лизавета закатила глаза, изображая ужас, — а там, Витька, шмат мяса к животу привязан! Три кило шестьсот грамм. Позор-то какой и, говорят, посадить могут. Вот беда.
— А что, всех проверяли?
— Нет, только её.
— А узнали про неё откуда?
Лизавета задумалась и всплеснула руками:
— Неужто донёс кто? Вот ведь горе какое. Ты, Витька, чужого никогда не бери, как бы плохо оно ни лежало, — завершила она свой рассказ.
В другой раз, захлёбываясь смехом, Лизавета рассказывала:
— А сегодня, вот умора, чего было. Шеф-повар у нас, Зоя Петровна, маленькая такая, кругленькая, но бой-баба: поварих гоняет, только перья летят. Она и за словом в карман не лезет, может и матерком пульнуть, а может и по заднице за нерадивость врезать. Ну и посылает Зоя двух поварих в подвал со склада котёл крупы для каши принести. Ждёт, ждёт, а их всё нет и нет. Зоя взбеленилась и, как была с поварёшкой, так и помчалась на склад. Прибегает и застаёт картинку, ты только представь: стоит в дверях склада в стельку пьяный рабочий наш, Васька, и мычит: «Не пущу и всё тут». Чего ему с пьяных глаз привиделось, не знаю. Поварихи прыгают перед ним, а чего они с пьяным дураком сделать могут? А Зоя, ой, Вить, умора, как вбежала в подвал, так сразу всё поняла и, не останавливаясь, подлетела к нему и с разгону как треснет его поварёшкой в лоб, он и упал. Сперва думали, насмерть пришибла, потом прислушались, а он спит, да ещё и похрапывает. — Лизавета отсмеялась и закончила снова неожиданно. — Ты, Витька, не смей никогда до такого скотского состояния напиваться, сама пришибу вот этими руками.
Едва начались зимние каникулы, как Витька подхватил грипп. Температура не поднималась выше тридцати восьми, но изнуряющий кашель, насморк и слабость держали его прикованным к дивану. Среди дня в дверь постучали и Витька поплёлся открывать. Чьи-то руки грубо развернули его и, зажав рот ладонью, больно воткнули в спину что-то твёрдое и поволокли по квартире, заглядывая во все помещения. Витьку отпустили посреди большой комнаты и он, прокашлявшись и утерев сопли, увидел перед собой двух грузин в чёрных кожаных пальто и каракулевых шапках. Старший сидел на диване, и из-под его распахнутого пальто на Витьку из подмышечной кобуры смотрела рукоятка пистолета, младший стоял у двери, на его могучем кулаке зловеще блестел никелированный кастет.
— Ты Салтанкин Виктор Петрович и ты делал витрину у Гиви? — старший говорил почти без акцента.
Витька кивнул.
— Подойди, — он вынул из кармана бумагу и показал её Витьке.
— Это что?
— Договор.
— Люблю честных людей, которые не создают себе лишних мучений, а мне лишних забот, — донеслось от двери.
— Ты сделал витрину, и что было потом?
— Включили, выпили по рюмке «Камю» и я уехал домой. А в чём дело, сломалось что-то?
— Если будешь врать, твоя голова сломается, — прорычал младший.
— Ты правду говори, — подтвердил старший, — а то ведь он сейчас из тебя шашлык делать будет. Мы и так всё знаем, нам твоя правда нужна.
И Витька рассказал всю правду, вплоть до пепельницы.
— И это мы знаем, дальше рассказывай, — снова прорычал младший.
— Да что случилось-то? — закричал Витька, выигрывая время. Втягивать Алевтину в эту странную историю он ни за что не хотел.
— Не кричи, — оборвал его старший, — дело говори.
— Ну, я ему позвонил, мы поговорили, и он всё понял. И подарок вон прислал, — Витька показал на телевизор, где красовалась корзина с четырьмя бутылками. — И всё, больше мы не виделись.
Младший подошел к корзине и вынул из неё карточку.
— Пошли, это не тот, — сказал он, передавая старшему кусочек картона.