Он замолчал и снова выпил.
— А чего же ты домой не поехал, Трифон Кузьмич? Работал бы в колхозе и жил бы в своём доме. Или в войну всё потерял? — Витька соболезнующе посмотрел на старика.
— Потерял, да раньше. Родитель мой мельницу держал. Жили мы отдельно от обчества на берегу реки, прямо у мельницы. Со всей округи к нам ездили. В самом конце службы послали меня на стройку одну, где зеки работали. Один подошел, покурить попросил, а голос у него знакомым показался. Я спросил. Оказалось из соседней деревни мужик. На мельнице бывал, вот я и запомнил голос его. Он мне про моих и поведал. Раскулачили их и в Сибирь. Так что дома и не стало. Ладно, это дело прошлое. Снял я комнатку у бабульки одинокой, и так мне там понравилось, что жуть просто. Придешь с работы, дверь закроешь и один. Вся жизнь по баракам прошла, а там как: один пришел со смены, другой уходит. Один спит-храпит, другой выпил и ему петь захотелось. Те хохочут, эти ссорятся. А тут тишина. И так мне свою избушку захотелось, не высказать. База наша хитрая была. Приходишь утром, берешь накладную, едешь, получаешь груз, принимаешь его на себя, отвозишь куда надо, сдаешь и свободен. Платили как шофёру и как экспедитору. Денег хватало, да и не пил я тогда почти совсем. Я, когда с грузом, то ни-ни, а когда порожняком, то всегда попутчика брал. И копеечка капала и разговоры говорили. Я всё про избушку спрашивал: не знает ли где продается, чтоб и от людей не далеко и отдельно, чтоб вода и лес были? А натура у меня дурная — чего в голову втемяшится, то клещами не выдернуть. Года два так проездил и Бог послал попутчика. «Есть, говорит, такая избушка, шуряк мой продает». Оказалась километров в сорока от базы. Поехали смотреть и приехали сюда. До деревни метров восемьсот, лес кругом и целое море под ногами. Сама на взгорке, половодье не достает, то, что надо. Развалюха, правда, да руки у меня из нужного места растут и просят недорого. Попутчик мой сам в этой деревне проживает, а шуряк в другую переехал, но недалече. «Давай, говорю, своего шурина сюда, я в субботу вечером приеду». Договорился с начальником насчет машины и прикатил. Шуряк на месте, позвали председателя Сельсовета, оформили покупку и нарезались до поросячьего визга. Пришел утром к своей избушке, рассмотрел как следует и нехорошо мне стало — того и гляди рухнет. Ремонтировать надо, а где матерьял взять? Кругом пусто, купить негде, а доставать… Либо ворованное, либо нормальное, но втрое переплатить надо, чтоб тебе за твои же деньги продали. Езжу, кручу баранку, а в голове одна мысль: где взять?
Но Бог снова послал. Приехал я на один завод. Надо разгружаться, а приёмщика нет. Пошел искать. Здесь — был, да ушел, тут — был, да ушел. Добрался я до столярного цеха. Перед цехом свалка местная. Гляжу, из кучи опилок край доски торчит. Потянул. Доска сороковка метра три. Конец расщеплен, видно трактор проехал по ней. Обрезать— отличная доска. Пока тащил, другая показалась и такая же. Ещё брус нашел метра два с концом подгнившим. Зашел в столярку и спрашиваю начальника: «Был такой-то?» «Нет». Про доски спросил: «Ежели на выброс, то можно возьму?» «А тебе зачем?» «Кузов подчинить хочу, а то ваши грузы весь расколошматили». «Бери». Вернулся к машине, а там уже приёмщик прыгает. Разгрузился, закинул доски и брус в кузов и поехал на базу. Еду и радуюсь: вот оно! Мне раньше-то ни к чему было. Приехал, разгрузился и домой, а теперь как приеду, так на территорию. Господи, чего же там только на свалках не валяется! И доски, и кирпич битый, и шифер ломаный, и по пол ящика гвоздей поржавевших. Всего не перечислить. Однажды, вот умора, — распаленный воспоминаниями, Кузьмич подобрел и заулыбался, — пожарную помпу на свалке нашел, а на ней год отлит на станине «1903». Старше меня, значит. Сломанная, конечно, но мне её отдали. Так я починил и качает теперь. Вон во дворе стоит. Разгрёб я себе место на задах базы и стал там свою добычу складывать. Ребятам наказал, чтоб не трогали, так они мне со своих ездок подкидывать стали. Однажды один сказал, что столбы телеграфные заменяют вдоль дороги, так он договорился, что я старые за бутылку заберу. Я поехал, глянул, мать чесна! Если гниль сверху-снизу срезать, то и венцы у избушки поменять можно. Договорился я с начальником, что на выходной буду машину брать. Уважал он меня сильно, что фронтовик и не пью, и разрешил. Стал я в субботу после работы загружать свою недельную добычу и в избушку отвозить. А тут Бог опять послал: перевели нас для пробы на пятидневку. Вот мне радость-то! Я теперь по два дня стал в избушке проводить. Короче, года за три привёл я свою избушку в божеский вид. А что света в ней нет, так он мне и не нужен, и керосинки хватает вполне.