Постепенно разглядел камеру – большую комнату площадью квадратов в семьдесят. Потолок сводчатый, поддерживаемый посередине двумя тонкими металлическими столбами, серый, так что глазу не за что зацепиться. Зато пол устроен куда интереснее, вернее, до него еще надо было добраться. На высоте сантиметров сорока вся камера была покрыта настилом, на котором в определенном порядке лежали спящие: у боковых стен – в два ряда, головами к стенам, ногами внутрь камеры, посередине – головами к центру. Между каждыми двумя рядами оставалось по узкому проходу. В тех местах, где спали люди большого роста, зазора не было.
Несколько человек приподнялись и с любопытством рассматривали меня.
– В этом проходе, налево, под щитами, третье место свободно. Ложитесь, – прервал мои мысли Фохт. – Не будут пускать – пожалуйста, настаивайте, место там есть.
– Как под щитами? – в панике переспросил я.
– Ну да, на полу, – совершенно спокойно подтвердил бывший бухгалтер. – Да вы не удивляйтесь, все новички так начинают. Месяца через два, если не переведут куда-нибудь, переберетесь на верхний ярус.
Только тут до меня дошло, что под сплошной людской массой на настиле есть второй, не менее плотный слой людей.
Делать нечего, аккуратно протиснулся между обращенными друг к другу ногами двумя рядами и нагнулся к полу в указанном месте. Желание лезть в кучу спящих, ползком под доски, в вонючую темноту, резко пропало. Тем более за окнами постепенно светало, и я решил вернуться и докемарить на свободном пятачке у двери.
– Что же вы, товарищ? – опять приподнялся староста. – Не положено так, охрана ругаться будет.
– Не хочу беспокоить спящих, – попробовал оправдаться я.
– Так бы и сказали, что страшно с непривычки, – хмыкнул мой первый камерный гид. – Приспособитесь, хотя… – Он задумчиво поскреб пальцами лысину. – Одежонка у вас, товарищ, справная, организм молодой. Есть местечко получше, но рядом с уборной, так что там открыто окно все время, неприятно пахнет и холодно. Зато не так тесно, пойдемте!
Мы протиснулись вперед до самой стены. И действительно, в углу располагались две койки, занятые спящими, между ними просвет сантиметров в тридцать. На полу – вообще никого.
– Берите тюфяк и ложитесь здесь. – Староста с трудом подавил зевок. – Хорошее место, не кривитесь, еще благодарить будете.
И ушел досыпать.
С трудом и отвращением я пропихнул соломенный матрас и занял свое новое место жительства. От унитаза, к которому стояла вечная очередь, по полу тянулся густой и отвратительный запах. Каждые несколько минут шумел слив воды.
Меня вновь охватило чувство унизительной безнадежности. На прежнем месте можно с ума сойти от одиночества, и тут не лучше, никуда не деться от людей, ползучей липкой вони, грязи и…
Черт возьми! Да тут все в клопах!
Только чудом, а скорее благодаря пройденной школе одиночки я сдержался от крика.
Заснуть все же не смог.
Уже примерно через час в камере стало проявляться какое-то шевеление. Некоторые осторожно поднимались и приближались к умывальнику, становясь в очередь.
– Подъем! Подъем! – донеслось из коридора.
Поднялся и староста.
– Товарищи, пожалуйста, поднимайтесь, закуривайте! – теперь уже громко предложил он.
Все зашумело и зашевелилось: послышались разговоры, смех, легкая перебранка. Мало мне было миазмов туалета – теперь по воздуху поплыли сизые клубы удушливого махорочного дыма. Верхние щиты снимались, их вместе с тюфяками быстро и ловко вытаскивали куда-то в коридор, за решетку. Из-под них поднимались спящие на полу. В один момент в камере образовалась такая непроходимая толкучка, что непонятно было, как все эти люди умещались здесь ночью. Шутка ли, более чем по одному заключенному на квадратный метр!
– Проще сдохнуть! – Я не удержался от громкого стона.
– Привыкнешь. Все привыкают, – равнодушно отозвался кто-то из сокамерников. – Такая уж скотина – человек.
Эти слова оказались правдой.
Первое время я сходил с ума от грязи и тесноты, которая не давала ни есть, ни спать и вообще не оставляла мне ни минуты покоя. К концу дня чувствовал себя смертельно усталым, разбитым и мечтал о той минуте, когда наконец все утихнет и можно будет отключиться от реальности в коротком забытьи. А ночью, не имея возможности заснуть от духоты, вони, шума уборной, храпа, стонов и сонных криков соседей, с тоской ждал утра, когда уже можно будет подняться.