– Твой папа сказал, что ты зашла туда впервые за долгое время – ну, в книжный, – продолжал Томас.
Я попыталась сосредоточиться.
Видимо, это кажется ему странным – «Книжный амбар» всегда служил нашим пристанищем в дождливые дни или убежищем, когда ссорились его родители и папаша обращал свой гнев на Томаса или когда Нед отказывался с нами играть. Мы садились на велосипеды и ехали к морю; Грей впускал нас и оставлял, пока мы не начинали слишком шуметь. Я не нашлась с ответом и сунула в рот кусок тоста.
– Ясно. Извини. А как… – Томас поднял палец жестом «погоди минутку», покопался в кармане, вынул ингалятор и два раза вдохнул. – Как ты себя чувствуешь?
– А? – Я совсем забыла, что у него астма. Мысленно я дополнила файл, разглядев, что оправа очков у него замотана скотчем, и воспоминания начали перестраиваться и смещаться. Прежний Томас и этот, сидевший передо мной, понемногу срастались.
– Ты помнишь, что упала с велосипеда? – не отставал Томас. – Теперь составишь мне компанию. Нед решил, что тебе нужно сказаться больной, и сам написал записку в школу.
Нед это сделал?!
– Со мной все прекрасно, – привычно солгала я (после годичной практики это уже стало моей присказкой).
– Вообще-то тебя вырвало. Ты приняла пару таблеток морфина и заявила, что из моей головы вылетают кометы. – У Томаса была привычка во время разговора размахивать руками, будто ловя невидимых летучих мышей, особенно в минуты радости, гнева или волнения. Интересно, что сейчас-то на него нашло. Я изо всех сил пришпоривала собственные мысли, не желавшие бежать быстрее: морфин?!
– Мы погрузили тебя в машину – твой папа что-то бормотал по-немецки, а потом фига, и тебя стошнило прямо мне на брюки. Плюс кровища повсюду из ободранной ноги – я будто и не уезжал! Помнишь тот день и капсулу времени?
Томас сделал паузу в своем безумном монологе (за минуту он употребил больше слов, чем я за десять месяцев). Я не поняла, какая еще капсула времени, и Томас посмотрел на меня. Болотно-зеленые глаза, на радужке правого пятно, похожее на кляксу. Как я могла об этом забыть?
– Тогда у тебя были короткие волосы, – прибавил он, будто воткнув флаг в Луну и застолбив отличное знание меня.
Но если прежняя стрижка и шрам на запястье – все, что у него есть, тогда он меня совсем не знает.
– Го, – Томас склонил голову набок, – как ты думаешь, тот имей…
Такие спец эффекты бывают только в кино.
Не знаю, как еще описать происходящее. Только что Томас, наклонив голову, держал кружку и говорил о каком-то имейте. В воздухе прошла рябь – это длилось несколько секунд, и с кухни словно сорвали пищевую пленку: все в точности как было, только часы перескочили на минуту вперед. Томас держит свой тост и смеется так, что вздрагивают широкие плечи и кудрявая шапка волос на макушке.
– Ну ладно, а какие у тебя планы на лето?
Будто игла проигрывателя перескочила на соседнюю дорожку или заезженный видеодиск выкинул часть эпизода. Причем глюк заметила только я, что лишний раз подкрепило мою догадку: вчерашние путешествия во времени каким-то образом связаны со мной. Со мной и Греем. Какой-то мой поступок заставил время пуститься в дикий пляс, будто у времени тоже бывает «вечное сияние чистого разума».
Томас ждал ответа, будто ничего не произошло. Не знаю, может, и не произошло. Может, глюки вместе с временными воронками – только у меня в голове. Может, всему виной морфин, который я якобы приняла. Или это канадский сленг? Грей презирал традиционную медицину (однажды его застукали за ловлей пиявок в деревенском пруду): я ни разу не видела, чтобы он принял хоть таблетку аспирина. Я скорее поверю, что это был легальный наркотик или нечто травяное, но очень мощное.
– Го, – повторил Томас, пальцем потыкав меня под столом в здоровую ногу. – На лето у нас какие планы?
– У нас? – вскинулась я, обретя голос от недоверия и негодования. – Ты шутишь, что ли? Нельзя же как сквозь землю провалиться, а спустя пять лет вернуться и рассчитывать на какие-то планы!
– Канада, – кротко сказал он, попивая чай.
– А что с Канадой?
– Она в Северном полушарии. Три тысячи миль к западу.
– И что?
– Это на этой планете.
Если не знать Томаса, можно было счесть, что он говорит спокойно. Но мало что бесит меня сильнее, чем человек, отказывающийся толком поссориться, когда я нарываюсь на скандал. То, что Томас об этом знает, бесило меня еще больше.