— Вполне разумно, — шепнул я на ухо Энжерсу.
Энжерс все еще не мог прийти в себя после поединка с Брауном. Я тоже без особого энтузиазма ожидал момента, когда мне нужно будет давать показания.
Затем наступила очередь Руиса. Уцепившись обеими руками за перила, словно за поручни капитанского мостика в бурю, он ринулся в бой. Руис приводил цифры о росте числа заболеваний, говорил о низкой нравственности обитателей трущоб, о тревогах родителей, которые должны посылать своих отпрысков в одни школы с испорченными трущобными детьми.
Когда Люкас закончил задавать Руису дополнительные вопросы, время заседания уже почти истекло. На долю Брауна оставалось совсем немного времени, а Руис стал отвечать ему намеренно пространно с жаром профессионального оратора.
Мария Посадор и Фелипе Мендоса обменялись тревожными взглядами. Люкас и Энжерс тайно торжествовали.
— Он знает свое дело! — шепнул мне Энжерс. — Умный человек. Личный врач президента. Один из лучших врачей страны.
— Меня не интересует положение в Пуэрто-Хоакине! — запальчиво воскликнул Руис. — Меня волнует исключительно ситуация в Сьюдад-де-Вадосе. И речь здесь идет именно об этом! Я утверждаю, что здешние трущобы представляют опасность для духовного и физического здоровья населения. И чем скорее будут предприняты какие-либо меры по их ликвидации, тем лучше. Если трущобы сотрут с лица земли, рано или поздно на их месте что-то будет построено!
— Вы закончили допрос свидетеля, сеньор Браун? — вмешался судья.
Толстяк отрицательно покачал головой.
— Однако, к сожалению, мы должны отложить дело до завтра. На сегодня заседание закончено.
Брауну оставалось только вытереть пот с лица.
Я поспешил выйти из здания суда и у выхода столкнулся с Марией Посадор и Фелипе Мендосой. Пробормотав приветствие, я проследовал было дальше, но сеньора Посадор окликнула меня, чтобы представить своего собеседника.
— Наш великий писатель, о котором вы, вероятно, уже слышали.
Я холодно кивнул Мендосе.
— Читал ваши нападки на меня в «Тьемпо», — сказал я небрежно.
— Они направлены не лично против вас, сеньор, а против тех, кто втянул вас во всю эту историю, речь шла о движущих мотивах их поведения и поступков.
— Ну, это можно было бы, мне кажется, и объяснить читателям.
— Если бы вам были известны факты, лежащие в основе написанной мною статьи, думаю, у вас не возникло бы вопросов, сеньор Хаклют.
— Ну хорошо, — согласился я не без раздражения. — Я плохо информированный иностранец, а обстоятельства чрезвычайно запутаны и сложны. Так поведайте мне о них. Объясните, например, почему именно этот процесс вызвал такой огромный общественный интерес.
— Простите, сеньор Хаклют, — вмешалась Мария Посадор. — Поверьте, у нас больше оснований для огорчений, чем у вас.
Мендоса смотрел на меня горящими глазами.
— Да, вы здесь чужой, сеньор, — мы стараемся этого не забывать. Нам приходится бороться за то, чтобы в гражданском кодексе учитывались права людей, которые родились на этой земле. Мы стараемся оберегать их от интриг и махинаций иностранцев. Земля, на которой мы стоим, сеньор, не только территория города, но и часть страны, а интересы страны мы ставим превыше всего. Граждане иностранного происхождения, живущие в нашем городе, подобно вам, пекутся лишь о Сьюдад-де-Вадосе. А для нас он неотделим от всей нашей земли со всем населяющим ее народом. Но, к сожалению, кое-кто пытается разрушить свободы, которые мы однажды завоевали для него.
— Но граждане иностранного происхождения тоже должны иметь здесь свои права, — возразил я. — Они покинули родину, чтобы отдать свои силы созданию Сьюдад-де-Вадоса, и, естественно, не хотят спокойно наблюдать, как рушатся плоды их труда. Руис в своем выступлении достаточно ясно дал понять, что этот процесс связан исключительно с проблемами данного города. К тому же не будь здесь иностранцев, не было бы на этом месте никакого города.
— Руис, — Мендоса не скрывал отвращения. — Я открою вам, что скрывается за этим пошлым, наглым лицом.
— Фелипе, — предостерегающе тронула его за руку Мария Посадор.
Мендоса не обратил на это внимания.
— Вот вам факт для размышлений. Наш президент был уже однажды женат. Как верующий католик он не мог рассчитывать на получение развода, когда жена стала ему в тягость. Однажды она занемогла. Ее лечил доктор Руис. Не прошло и недели, как она умерла. Это не помешало Вадосу назначить того же Руиса министром здравоохранения и гигиены.