Звук был такой, будто кто-то уронил наковальню на гору пустых пивных банок. Глыба, чей горящий кулак встретился с лицом Шныря, взревел от боли. Шнырь же отлетел в мусорные баки с такой скоростью, что, кажется, установил новый мировой рекорд в метании тощих жуликов.
— Ох, ребята, — протянул я, наблюдая за этой картиной маслом, — я же говорю, вам в цирк надо. Уверен, номер «Горящий Качок и Человек-Пуля» будет иметь огромный успех.
Глыба, держась за обожженную руку, посмотрел на меня с такой яростью, что я испугался - не начнет ли он сейчас стрелять лазерами из глаз?
— Ты труп, Бродяга, — прохрипел он. — Босс с тебя шкуру спустит.
— Боюсь, твой босс опоздал, — ответил я, демонстративно отряхивая свою новую шикарную шубу. — Как видишь, шкура уже моя. И знаешь что? Она чертовски мне идет!
С этими словами я прыгнул. Признаюсь, это было чистым инстинктом. Спасибо, кошачьи рефлексы! Мои когти прошлись по груди Глыбы, оставив на его дешевой майке живописные полосы. Он взвыл и отшатнулся, зажимая рану.
Шнырь, наконец выбравшись из мусорных баков (и приобретя при этом очаровательный аромат протухшей рыбы), решил, что с него хватит.
— Глыба, валим отсюда! — пискнул он. — Этот урод совсем озверел!
— Вообще-то технически я теперь скорее окотел, — заметил я, но эти ходячие энциклопедии юмора уже удалялись со скоростью испуганных тараканов.
Я стоял посреди подворотни, тяжело дыша и пытаясь осознать, что, черт возьми, только что произошло. Мое тело начало медленно возвращаться в человеческую форму, и я с ужасом понял, что мои и без того потрепанные шмотки теперь годятся разве что для фестиваля бомжей-эксгибиционистов.
— Ну ничего себе у тебя талант находить неприятности, Лёха, — раздался хриплый голос за моей спиной.
Я резко обернулся, готовый снова превратиться в большого и злого кота, но увидел лишь хромого старика, опирающегося на трость. Его лицо напоминало карту военных действий - столько на нем было шрамов и морщин.
— А вы, собственно, кто? — спросил я, пытаясь одновременно прикрыть свои стратегически важные места и выглядеть угрожающе. Получалось так себе.
— Митя я, Хромой Митя. Неужто не узнаешь старого друга, Лёха? — усмехнулся старик. — Хотя, судя по твоему представлению, ты и сам себя не особо узнаешь.
Я застыл, не зная, что сказать. Этот дед явно знал меня - то есть, Лёху - но память услужливо подкидывала лишь белый шум.
— Слушай, дед... то есть, Митя, — начал я, лихорадочно соображая, что сказать. — У меня тут небольшие проблемы с памятью. Типа, совсем небольшие. Размером с Тихий океан.
Митя хмыкнул:
— Да уж вижу. Ну что ж, добро пожаловать в Зазеркалье, Алиса. Пойдем-ка, побеседуем в месте потише. И желательно, где тебе выдадут хоть какие-то штаны. А то так и простудиться недолго.
Я кивнул, чувствуя себя героем какого-то сюрреалистического романа. Впрочем, учитывая, что я только что превратился в леопарда и надрал задницы двум супер-бандитам, сюрреализм был теперь моим вторым именем.
— Веди, мой одноногий Вергилий, — вздохнул я. — Надеюсь, твой ад окажется хотя бы с кондиционером. И мини-баром.
Хромой Митя привел меня в свое логово - полуподвальную каморку на углу Гороховой и Садовой. Снаружи здание выглядело как типичный петербургский доходный дом начала XX века, только вот вместо вывесок «Аптека» и «Булочная» красовались неоновые вывески «Чародейские припасы» и «Киберпротезирование».
Внутри каморка Мити напоминала гибрид обувной мастерской, антикварной лавки и лаборатории безумного ученого. Вдоль стен тянулись стеллажи, забитые старыми сапогами, колбами с разноцветными жидкостями и какими-то механическими деталями. В воздухе висел густой коктейль запахов: кожа, машинное масло и что-то неуловимо магическое, словно озон после грозы.
Митя, прихрамывая, подошел к старому кожаному креслу и тяжело опустился в него. Теперь, в тусклом свете энергосберегающих ламп (да, похоже, даже в этом волшебном мире экономят на электричестве), я смог лучше разглядеть своего спасителя.
Хромой Митя выглядел как человек, который прожил как минимум три жизни, и все они были чертовски тяжелыми. Его лицо напоминало рельефную карту какой-нибудь горной местности - настолько оно было изрезано морщинами и шрамами. Один глаз был скрыт под кожаной повязкой, а второй - ярко-голубой - смотрел так пронзительно, будто видел меня насквозь. Седые волосы торчали во все стороны, как у сумасшедшего ученого из мультфильма.