Кто-то крикнул из толпы: "Жизнь по определению, это нужда, потребность возжелавшая вольности и ставшая ею, она терпит крушение загинаясь от собственной корысти.
Движение, движение вверх и никакой безысходности!"
– Кто ты, дивный друг, чей голос извергся из толпы?
– Страшные люди, что не знают справедливости,
Должно быть они не знают любви,
Должно быть не знают взаимности,
Немыслимое дарование, немыслимое. Сложнейшее сочетание в виде жизни.
Ни об этом ли?
– Именно, но с той тонкостью, что нитью намотана на мою шею,
Низшие из повадок человеческих, это те, что ниже уже некуда, мнящие поверженность, но сохраняющие завышенную требовательность, чтоб без причины кривить лицевые жерла, под ногами путаться перманентно, истекая ротовою пеною, мерзостная дерзостность или просто выблядочность, страх попутавшая с вдохновением, искрит изъянами, а ни жемчугом, перил обвеиватели изрыгавшие своё назначение коллективным месивом под видом фактора количественного, мол, нас много, а качество не обязало ничем, но есть в этом проблема, в стадной инерции количество так или иначе находит определяющий вектор, ни сегодня, ни завтра, но обязательно находит, иного социальная природа ещё не ведает,
Не поэзия это, не поэзия, а какая-то масса увесистая.
– Ведь ты поэт, ещё из тех дремучих своей сущностью непроглядной, зыбучей, подобно скопище атомов. Поэтов нельзя провоцировать, они не то чтобы не вникают в суть или не понимают таковых жестов, они в один прекрасный момент откликаются втройне на ущербность, но когда соизволят счесть.
И толпа в себе разуверилась.
– Ну что за сонный день меня настиг и морит? Ну что за листьев свежих тень играет томно на глазах и тропы кроет?
– Можно заметить разную стилистику жизни в общих очертаниях свойств её проявлений относительно персоны. Стоит развивать эту тему согласно имеющимся промыслам общества, государства и быта.
– Вы правы, ведь вы тот, с кем не о чем спорить, ваши мысли поют и возвышаются, а ни норы роют под заборами тех, кто предпочли мелочность величавости.
– Моя любовь в моей груди, но не клетка это, она вырывается сквозь нервные сплетения души, в бытие источаясь изумлением и веянием,
Изыди моя песнь, к музе моей возносись, к её прелести, её безудержности, её капризам,
Лишь ей одной дарую сей взгляд, сию жизнь, всё, что ею пронизано, моё блаженство, моё страдание, мои мысли,
Пусть она от наслаждения взвизгивает, пусть страстный рвущийся вопль посвистывает,
А я буду пожизненно очарован ею и влюблён в неё, и никто не узнает, будто всё то безсмысленно,
Не слышно, не видно, словно покой поставлен на кон,
Но тот, кто поведал, возглавил пик божественными лозами обвитый, пик незримого рока вышины.
И бредил без устали поэт, и глас его исчезая отдалялся во внемлющем слухе, и ночь обнажаясь выкатывала скрежет сверчков, словно то блеска звёзд звуки.
– Кто здесь? Опять никого? Откуда возникла подобная сцена? Кто её автор, кто изыскал рифмы пьес?
Его нет! Но кто же слышится здесь? Забвение, смерть, ядовитый жизни удел или узел страстей окунувшийся в бездну и вынырнув вместе с ней одновременно в обороте каждой стороной повёрнутой, вот тебе, вот он, я вспомнил, я тот самый, кто пролил вино на лицо, опьянил суетой роскошной и слышал в ответ таковой сценический куплет:
"Одурманенный печалью вылетает напролёт вчерашний день; ну зачем?"
Он изрёкший вечной далью поневоленный пробег, искупает светлым знаменем в свет ушедших в летний век.
Дух капитализма бродит спрашивает всех: "Куда вы все идёте, за горизонты всё заглядывая по воле неутомимой, ищите свою добычу скромную не черпая небес, не в облаках побережных, о коих поневоле мечтать расторопно, безутешно?"
Быт современности не столько удручает, сколько убивает истинные творческие порывы, это измельчание менталитета согласно которому человек не видит, не являет, не обладает плодами своих деяний, он, как и каждый из них, всего лишь замыкающая деталь органической круговерти, локального назначения в определении их габаритов, что в общих чертах выступает как всеобъемлющая безрезультатность, поскольку общий механизм устроен в уподоблении деталям. Но самое забавное в этом, диссоциативность, согласно которой человек не только не участвует в становлении того, элементом чего он является, он психически изолирован от причинно-следственных связей становления большинства вещей наполняющих его жизнь, но при этом являясь их неотъемлемостью и даже зависимым от этих вещей, начиная с технологий, заканчивая устройством общества на всех функциональных уровнях. Это убийство цивилизации, убийство творчества и достижений, исключение открытий и истинных свершений.