Жан-Клод ДЮНЬЯШ
Квакиутлы уходят
Женщина-В-Обличье-Медведя увидела во сне, как они высадились в устье большой реки. Не веря своим глазам, она смотрела на их бледные лица, словно изъеденные жесткой щетиной. Она разглядела пустоту в их лихорадочно блестевших глазах, останавливавшихся на окружающих предметах, но ничего на самом деле не видевших. Когда кто-то из пришельцев убил беременную олениху, неосторожно приблизившуюся к пляжу, она ощутила в своем животе смертельный холод проникшего туда металла и проснулась с разбитым сердцем. Но чужие слова из ночного кошмара уже просочились в ее душу. Она чувствовала, как эти слова кишат в ее голове и поняла, что свершилось непоправимое.
На следующую ночь все племя сопровождало Женщину-В-Обличье-Медведя в ее снах во время поспешно устроенной ритуальной церемонии. Только детей пришлось на это время отвести подальше от длинной общественной хижины, чтобы сохранить незапятнанными их сны. Все остальные члены племени смогли сами увидеть, как огромные каноэ, вмещавшие множество людей, пристали к пляжу. И они услышали, как рухнули на землю первые деревья, срубленные угрожающе сверкавшими необычно острыми топорами пришельцев.
С высоты холма сновидений было видно далеко-далеко. И не только в пространстве, но и во времени. Молчаливые воины увидели, как гибнет лосось у подножья перегородивших реки чудовищных искусственных плотин. Они услышали стоны гибнущих под ненасытными топорами сосен; стволы которых тут же перемалывались чудовищными железными челюстями в густую массу, превращавшуюся затем в плоские белые листы, покрытые бессмысленными значками. Похоже, что в жилах белых людей текла не кровь, а черная жидкость.
Утром перед входом в общественную хижину были вывешены клетки с ночными кошмарами. Вскоре они оказались заполненными отвратительными гниющими отбросами, запах которых привлекал мириады мух. Через некоторое время Женщина-В-Обличье-Медведя опорожнила клетки с подветренной стороны деревни, стараясь, чтобы ветер унес их содержимое на восток. Потом она медленно вернулась в деревню. Совсем низко над ее головой пролетел ворон, выкрикивая ругательства, которых она не поняла.
Таким образом, уход стал делом решенным, хотя для этого и не потребовалось никаких обсуждений и споров. Сезон все равно подходил к концу, и сопротивление не имело никакого смысла.
Индейцы, привыкшие к неизменно повторявшимся жизненным циклам природы, сразу поняли это. Они без суеты отобрали тех, кто должен был уйти: детей, наиболее мужественных воинов, девушек с самым звонким смехом. Женщина-В-Обличье-Медведя решила остаться, потому что вид белых людей нанес ее душе рану, которая вряд ли могла когда-нибудь зарубцеваться.
Для уходящих были приготовлены барабаны, украшенные орлиными перьями и иглами дикобраза — их рокот должен был отгонять демонов, блуждающих в пространстве между мирами. Они надежно привязали к нартам коробы из коры кедра, покрытые изображениями птиц, и наполнили кожаные мешки сушеными плодами и ягодами. Потом все собрались у Великого тотема, украшенного блестевшими на солнце кусочками раковин, и стали терпеливо ждать.
Приближался вечер. Опускавшееся к горизонту солнце становилось все более красным, принимая таким образом окраску, свойственную крови живых существ. Легкий туман заволок вершины далеких гор. Казалось, что Женщина-В-Обличье-Медведя не торопится. Она молча смотрела на окружавшие ее зеленые деревья, на птиц, словно подвешенных на незримых нитях в пылающем небе, на розовеющие в лучах заходящего солнца снега. Каждый предмет, каждое явление были для нее буквами привычного алфавита, который индейцы усваивают раньше, чем учатся ходить, и о котором даже не подозревает белый человек.
Громко фыркнув, она начала танец. Ее мокасины не оставляли следов на мягкой почве. Скорее, они стирали старые следы, старательно отпечатанные на земле бесчисленными поколениями предков. Богатая историческими событиями земля снова становилась девственно чистой. Потом Женщина-В-Обличье-Медведя вытянула вперед руки с согнутыми словно крючья пальцами и медленно, с напряжением, провела ими сверху вниз. Послышался треск раздираемой ткани.
Окружающий пейзаж распахнулся, как разорванные полотнища паутины. Лес исчез; на его месте остались только жалкие беспорядочно разбросанные деревья, на коре которых не было видно вырезанных много лет назад символов. Исчезли и петлявшие между деревьями тайные тропы. Там, где только что струилась живая река, застыла мертвая вода. Нити основы мира перепутались и переплелись, прежде, чем порваться навсегда. Даже горы лишились какого-либо смысла, лишившись холодной глубины своего молчания.