Быку Хайдару появление нового брата не доставило лишних забот. И раньше-то мог прихлопнуть тщедушного красавчика одной левой, не считал же, что и ныне обстоятельства изменились. Оттого на первых порах Бык Хайдар относился к "малышу" с вялым равнодушием и малым показным участием. Не то было с мудрейшим в цифирной науке Ибрагимом. К Омару-человеку он тоже никак относится не желал, а если и приходилось, то обращался с ним как с назойливой, некусачей мухой, по глупости нагло рассевшейся на тюрбане господина. Однако, желание Джема принять велеречивого и мало полезного слугу в узкий круг братьев на равных с ними правах Змей Ибрагим одобрить никак не мог и не хотел. Сперва пытался отговорить господина миром и словом, но потерпел неудачу – Джем упрямо стоял на своем, таковы были его прихоть и воля. Тогда Ибрагим объявил, что новоявленного брата, навязанного ему насильно, братом ни за что не признает и не назовет и к казне господина не подпустит даже на сабельный взмах. И сделал, как сказал, замкнувшись по отношению к "малышу" Омару в презрительном и нерушимом молчании.
Вскоре после превращения, когда Омар уже полностью оправился и почти свыкся со своей новой сущностью, Джем с братьями стали готовиться к отбытию. Куда держать путь давно уже было решено, хотя не обошлось без споров и мелких словесных перебранок. Джем решительно хотел попытать счастья на севере, в новой удивительной империи московитов, выросшей на глазах изумленного мира неизвестно из чего. Сколько помнил себя Джем, еще в бытность его рыцарем Яношем в тех местах обитал диковинный народ, по непонятной причине принявший на себя наследие гибнущей Византии и переделавший его, наследие, на свой, варварский лад, имевший правителей, именовавших себя царями, но ничем не походивших ни на римских цезарей, ни на родственных им Палеологов. В этой обширной, но малоосвоенной стране по слухам совсем не жаловали иноземцев и не сильно отличались дружелюбием по отношению к своим западным соседям. Впрочем, и высокомерные королевства Европы отказывались всерьез принимать темное восточное царство, совсем не учитывая его существования на чаше весов политических интересов. Однако, в последние полвека все изменилось. Полудикая страна соболей и раскольничьих костров в грохоте "единорогов" расчищала для себя жизненное пространство на севере, западе и юге. Да и полудикой более не была, явив в полной мере несметные богатства и неистовую жажду новшеств и благ цивилизации. В нынешние же времена круглолицей Елизаветы, задвинувшей в дальние, пыльные сундуки кровавые ужасы царствования тетки своей Анны, бывшее ранее на задворках Европы царство обрело особенную заманчивость для пришлых авантюристов, жаждущих славных дел и золота из русских рентерей без риска уже положить буйные головы на плаху.
Нельзя сказать, что только лишь новорожденная северная империя привлекала взоры вечно голодного трансильванского кочевника. И благодатный, разбойный Иран имелся в свое время в виду, но после внезапной, хотя и закономерной гибели шаха Надира из виду как-то пропал. К великой досаде Змея, который, пусть и не был по сути своей натуры беззаветным магометанином, но, тем не менее, к любому учению христианского толка относился с врожденным высокомерным предубеждением. Однако, решение было принято, и путь братства отныне лежал в новую Великую Россию, через горы в Дербентское ханство, оттуда, минуя Кахети и черкесские аулы, прямиком на Дон. И дальше, дальше на север, к темным водам Балтики, к снежным вьюгам и золотым дождям над особенно удачливыми и предприимчивыми головами.
Неприятности начались еще когда маленький отряд был только на подходе к границе покидаемой османской Порты. Надо ли изумляться тому обстоятельству, что причиной их явился "малыш" Омар. Новая, нежданно полученная им сущность будто бы нажала на некий спусковой крючок внутри его гаденького нутра, и, раскручиваясь со стремительной смертоносностью сорвавшейся с барабана туго натянутой цепи, становилась жуткой, неуправляемой реальностью. Понятия "бессмертный" и "больше, чем просто человек", чьей кровью Омару отныне предстояло поддерживать свои необузданные силы, слились в нем странную комбинацию выводов, легко сводимых в одно лишь выражение: "дозволено все". Те же правила братства, которые почти безуспешно пытался втолковать новичку Янош, Омар принял как-то извращено однобоко. Выходило, что бы он ни сотворил, чтобы ни содеял с выгодой для себя или из злобного куража, старший брат всегда будет за его спиной, защитит, укроет и ни за что не выдаст врагу. Обязательства, ложащиеся на самого Омара, как на полноправного члена общины, последний упускал из виду или не рассматривал вовсе.