Передвигаться по султанским землям богатым, путешествующим по высочайшему, купленному за немалые деньги, разрешению знатным османам следовало чинно и без непотребств, неподобающим их положению. И уж совсем не входило в намерения братьев привлекать излишнее внимание к своему каравану. Нет, вовсе не дорожных искателей приключений, какие уж теперь разбойники, да и постоять за себя могли без труда, а вот ненужное любопытство властей было бы им совсем некстати. "Малыш", однако, такие пустяшные соображения до себя отказывался допускать. Словно сорвавшийся с привязи бешенный пес, он, попирая благоразумие и оправданную, строго ограниченную необходимость, отправлялся на ночные, бессмысленно жестокие вылазки, убивая забавы ради и грабя так, будто питал себя не обычной пищей и водой, а только лишь кровью и золотом. И кровь ему не была нужна, столько крови не выпить и за год, но лил и лил ее, наслаждаясь обретенным могуществом, будто новой, купленной на базаре дорогой игрушкой. Янош, относясь все еще к Омару, как к неразумному ребенку, оставленному на его попечение, пытался обуздать его пыл словесным внушением и легкой трепкой, но все было без толку. Омар виновато кивал, утирал кровавые сопли разбитого носа, затихал на некоторое время, и все далее повторялось сначала. Бык Хайдар, чем дальше, тем больше мрачнел и ворчал недовольно под нос, однако, руки на худого щенка не поднимал, противно было мараться. Змей же чувств своих скрывать и не думал, плевался Омару вслед и ругался неподобающими правоверному словами, проклиная "поганого ублюдка, выкидыша тощей ослицы", пару раз затевал и нешуточные драки, когда Омар наотрез отказывался сдать награбленное золото в общинную казну.
За караваном к границе протянулся нехороший след и еще более нехороший слух, оттого надобно было и поспешать. Разобраться с неуемным зверенышем Янош положил себе по ту сторону гор, чтобы не тратить на выкормыша драгоценного времени. "Малыш" же расценил подобное попустительство как милостивое дозволение предаваться своим кровавым забавам, и ему уже не стало удержу. А когда всадники, наконец, перевалили за Кавказский хребет, Яноша ждал ужасный сюрприз. На привале, отозвав его в сторону, подальше от сладко дрыхнувшего "малыша" Омара, Бык и Змей, суровые и непреклонные, выдвинули Яношу настоящий ультиматум. Или, здесь и сейчас мерзкий выползень расстанется с жизнью, или далее Янош будет следовать с Омаром в гордом одиночестве. Имущество и казну поделят по справедливости, Змей согласен даже выделить ублюдку равную долю. И Змей с Быком Хайдаром отправятся на восток в Шираз, наниматься на службу к мудрому Карим-хану, а их хозяин может продолжать свой путь хоть к руссам, хоть в преисподнюю, куда он рано или поздно непременно попадет с таким верным и преданным спутником.
Напрасно Янош тратил силы и красноречие, напрасно взывал к кодексу братства и вечной круговой поруке. Змей в некоем высшем, совершенном спокойствии ответствовал на его длинную, прочувствованную тираду, что хозяин принял худородного заморского щенка без согласия и совета, не спросив ни его, ни Быка, на свой страх и риск. Так почему же теперь они тоже в ответе за Омаровы безобразия? И по-своему хитрый и мудрый Змей был прав. Впрочем, он и сам не хотел бы расстаться с Яношем, старым своим хозяином Джемом, оттого и предоставил ему выбор. Голову щенка, и тогда Змей и Бык следуют за ним хоть на край света, или, отныне, их братству настал конец.
Приневоленный обстоятельствами, Янош, хочешь не хочешь, а должен был выбирать. И самое разумное решение, конечно же, состояло в том, чтобы пожертвовать головой зарвавшегося поганца и продолжить путь с верными братьями в мире и согласии. Но для Яноша дело обстояло вовсе не так просто. Будь "малыш" Омар обычным человеческим существом, то, какова бы ни оказалась привязанность к нему Яноша, последний без раздумий, пусть и с сожалением, собственноручно лишил бы Омара жизни. Но "малыш" Омар как раз и не был более человеческим существом, а причиной того, что Омар им не был выходил именно он, Янош, в единоличном своем своеволии. Он даровал "малышу" благодать или проклятие по обоюдному согласию их и желанию, но полноту ответственности все же несла дарящая сторона. Насколько низко нынешний Янош ценил короткую человеческую жизнь, настолько же священной и бесценной была для него жизнь собрата по крови. Железный закон, впечатанный в его сердце в далеком детстве, без которого нельзя выжить общине, и без которого существовать подобный ему может лишь в одиночестве, страшном и замкнуто сиротливом. И как дальше следовать ему рука об руку с братьями, Драконом и Минотавром, такими же убийцами, как и он сам, и знать, что закона больше не существует? Он, Янош, позволил его попрать и на пустом месте уже не сложатся новые, правильные слова, а навечно пребудет только размазанная грязь, на которой каждый бездельник выведет любые буквы, а грязь и их засосет в себя с насмешкой неумолимого времени. И как знать не исторгнется из той же грязи рука, которая поднимется и на самого Яноша, и может то будет рука Ибрагима, а может, и верного Быка Хайдара?