ГЛАВА 29. АРХОНТЫ
Ирена отерла рукою лоб, выдохнула: "Уф!". Словно камни грузила на баржу, и вот, только что, положила последний на верхушку кучи.
– Ну, хорошо. Только после пеняй на себя. Я тебя предупредила. Это не с гриппом на работу бегать. Это хуже. – сказала, затем выжидательно посмотрела на Аполлинария Игнатьевича.
– Нет, я же сказал. Только так, и никаких иных условий я не приму.
– Хорошо, хорошо, как скажешь. Хотя и жаль, что ты мне не доверяешь.
Ирене и впрямь сделалось обидно. В кои-то веки играла по-честному, и ни в одном ее слове не было двойного дна. И кто не верит? Курятников! Человек, с которым она собирается связать себя в буквальном смысле на веки вечные! Зато сколько людей и сколько раз удавалось тебе заморочить совершеннейшим враньем, разве же это не утешение, мысленно успокоила себя мадам. Так что не беда, если один разок кто-то не принял на веру истиннейшую, чистейшую правду. Может, на то она и правда, чтобы никто в нее, как в господа бога, до конца не верил. Иначе и жить скучно. Но все же от Курятникова она ожидала иного.
Когда Аполлинарий Игнатьевич очнулся давеча от обморочного состояния, что в отношении человека со столь крепкими нервами свидетельствует о нешуточном душевном потрясении, то обнаружил себя сидящим на алюминиевом кухонном стуле и примотанным к оному же стулу толстенными капроновыми веревками. Так что на выбор Курятников имел лишь два образа последующих своих действий: либо громко и, пожалуй, что безнадежно вопить о помощи, либо выслушать Ирену, сидящую перед ним по-турецки на полу и мило улыбающуюся. Он выбрал, конечно, последнее.
Процесс вербовки и обработки продлился не один час, и мадам развязала незадачливого полковника только к утру. Правда, уже совершенно иным человеком. Готовым к труду и обороне. Но готовность означала еще всего лишь полработы, и тщательное обсуждение их дальнейших совместных планов заняло не один день. Роль этакого бессмертного Робина Гуда и в самом деле показалась Курятникову донельзя привлекательной, не говоря уж и о бессрочном обладании собственно Иреной. Необходимость полного и тотального истребления конкурирующего гнезда полковник и вовсе воспринял как должное. Недаром Ирена обрисовала хозяина и всю свою бывшую семейку как банду опаснейших человеконенавистников и злодеев, которая банда и ее самое Ирену удерживала вблизи себя насильно и заставляла творить всяческие пакости противу убеждений и идей гуманизма. Так что Курятников в случае согласия и споспешествования планам мадам выходил не только фигурой карательной, но и несущей освобождение угнетенному и обиженному любимому существу.
Получить согласие на предстоящий рейд по освобождению незадачливого Максимушки тем более не составило труда. И мадам, и новый Аполлинарий Игнатьевич понимали, что лишние следы оставлять чревато и неразумно. К тому же "хороших" людей в этой операции задействовано не было, а "плохие", что ж, сами напросились. Так что совесть полковника Курятникова могла спать спокойно. Недоразумение, однако, случилось меж ними по совсем иному вопросу. Упрямый, словно свежесрубленный пень, полковник наотрез отказывался предпринимать какие бы то ни было шаги, пока Ирена не осуществит его инициацию, то есть, переведет в иное бытийное качество. Боялся подвоха и прямого, наглого обмана, или опасался стать лишним, никому уже не нужным свидетелем, когда у "вампов" отпадет в нем нужда, если, конечно, то, о чем поведала ему Ирена, хоть где-то было правдой? Кто знает? Однако, Курятников выдвинул нерушимое условие: или-или. Или его сначала посвящают и после требуют взрыва хоть Эйфелевой башни, или ищите других дураков, дорогая мадам!
Напрасно Ирена объясняла, сколь мучителен и болезненен переход в вампирское состояние, что потребуется многодневный уход и лекарства, а если не принимать обезболивающее и снотворное, то ломка полковника ожидает такая, что мучения выходящих из штопора наркоманов покажутся ему отдыхом праведников в райских кущах. Принимать же подобные препараты в больших количествах будет Курятникову никак нельзя, ибо голова его должна оставаться ясной, а речь разумной по содержанию и внятной по существу. И все это несмотря еще и на высокую температуру и лихорадку почище малярийной! Конечно, он скажет, что есть анальгин и аспирин, даже и с витамином "С", но сбить ртутный столбик пригоршней жаропонижающих пилюль с сорока до жалких тридцати восьми с половиной утешение малое и работоспособности не прибавляет. Ждать же по меньшей мере неделю, пока полностью осуществится перестройка, они никак не могут. Очень сильно поджимает время. К тому же с хозяином ему предстоит встреча уже в ближайшие дни, а уж кто-кто, но Ян, старый, мудрый лис, мгновенно заподозрит неладное, если встречу вдруг перенести. Показаться же в переходном состоянии Балашинскому на глаза смерти подобно. Он десятки раз наблюдал процесс превращения, и обмануть его будет вряд ли возможно.