– Но это же невозможно, Ян! Это никак невозможно! – Миша закричал, негодующий и уверенный в своей правоте.
– Возможно-невозможно… Не знаю. Все возможно, – угрюмо и спокойно ответил Балашинский. На Мишу он не глядел.
– Но как? Ты знаешь, как? Не представляю себе! – Миша все еще кричал, пытаясь при этом поймать взгляд хозяина, устремленный в пространство мимо него.
– Как? – переспросил Ян и тут уж поглядел на Мишу: – Ты знаешь, Михаил, я лично вовсе не собираюсь выяснять, как? И тем более не собираюсь этого "как" дожидаться. Да и плевать мне. Завтра же уберу обоих и дело с концом. У меня жена, сын, вы все. Я не могу рисковать… А кодексом можете подтереться и ты, и те некоторые, кому сие не по нраву.
– Да нет, я не против. Даже наоборот. Но почему ты? То есть, понятно почему, ты. Но почему один? И как же завтра? Ведь праздник же! – быстро-быстро заговорил Миша, пребывая одновременно и в восторге, и в недоумении от категорической отповеди хозяина.
– Именно, потому что праздник. И в ином месте меня в гости ждать не будут. А это хорошо… Да, кстати, потихоньку раздобудь у Фомы два шприца с "концом света", полную дозу, но так, чтоб тот ничего не знал. А со мной идти не надо, тихо уйду, тихо вернусь. Или ты что же думаешь, я один не справлюсь? – от такого забавного предположения Балашинский даже рассмеялся.
– Справишься, конечно. Одна дамочка, один новичок. Но я думал…
– Нет, Миша. Ты останешься в доме. Это дело на одного, и этим одним уж буду я.
– С утра Ирена может заявиться в гости. Наглости у нее хватит, – напомнил Миша хозяину.
– Не может, а придет непременно. Оттого и желательно дело полностью держать в секрете. Мало ли кто из наших не удержится и ляпнет лишнее, или посмотрит не так. Ирена – она чуткая. А так: ты, да я, да мы с тобой. Уж как-нибудь переживем.
– Ну, что касается меня, – с усмешкой ответствовал "архангел", – то здесь и притворяться не стоит. И без того вечно будто кошка с собакой грыземся. Вот если я с поцелуями полезу, тут мадам не на шутку удивится.
Но Миша, уж конечно, с поцелуями назавтра не полез. А мадам, уж конечно, с утра пораньше заявилась в гости. Вся сахарно-ягодная. Машу облобызала и одарила, Лелика, невежливо упиравшегося и недовольного, на коленках покачала, с Татой на кухне чаю выпила. Не поленилась спуститься и к Фоме в подвальную лабораторию. Правда, Фомы там не оказалось – по случаю праздника он все еще дрых наверху, набирался сил. Но мадам это не слишком расстроило. Она и наверх поднялась, помогая Лере донести "апостолу" поднос с чаем и плюшками.
Миша глядел на такое нахальство и тихо бесился про себя. Ирене вместо приветствия лишь криво улыбнулся, и в душе посулил черта. Впрочем, тут же взял себя в руки, успокоился. Ведь, если сегодня все пойдет, как нужно и хорошо, то мадам встреча с чертом непременным образом гарантирована уже вечером. Мысль, что нынче он видит Ирену в последний раз, и вовсе устыдила Мишу. Он даже было хотел подойти и сказать ей что-либо нравоучительное и напутственное, но сдержался и не подошел. Мадам предстояло отбыть в мир иной без "архангельского" благословения.
А в Большом доме все шло своим чередом. Что значит, в доме с утра стояла шумная и бестолковая суета, напоминавшая экстренную эвакуацию бедлама, как впрочем, и полагалось по случаю праздника. Ян в суматохе участия не принимал, а чинно восседал в главной гостиной, как и положено хозяину, и самим своим присутствием словно бы и участвовал в хлопотах. Иногда Рита или увешанный ракетами-фейерверками Сашок, кои он намеревался расставить собственноручно снаружи по периметру дома, на ходу обращались к Яну с пустым хозяйственным вопросом. Балашинский на все отвечал утвердительно, не вникая в суть. Вопросы все равно были неважные, важные решали хозяюшки Тата и Лерочка. А им бы и в голову не пришло спрашивать у хозяина то, в чем он, как и положено мужчине, ни бельмеса не смыслил. Да и не до того ему было. Главным сейчас являлось захватывающее ожидание, а в холодильном мини-баре его кабинета уже лежали готовые и заряженные шприцы, начиненные смертоносным раствором окиси серебра, в обиходном просторечии именуемом "концом света".
За праздничный, богатый стол сели около пяти вечера. Только свои, пришлых гостей в доме не было. Солнце еще светило вовсю, окна и в холлах и в парадно украшенной гостиной были распахнуты, открывая вид на живописно перекопанный двор. В комнатах стояла умопомрачительная гамма запахов сладких французских духов, свежих сосновый иголок, цементного раствора и скипидара, что отчего-то создавало непередаваемо оживленную атмосферу вокзального терминала.