— Здесь мы обычно держим тела перед вскрытием и бальзамированием, хотя в вашем случае, я полагаю, консул Греции оплатил всю процедуру по высшему разряду и клиент попадет прямо в анатомический театр. Температура здесь никогда не превышает пяти градусов Цельсия. На случай перебоев с электричеством у нас свой генератор. — Человек в белом явно гордится заведением.
Эхо шагов отражается от кафельных стен, под потолком зудят люминесцентные лампы, света столько, что люди не отбрасывают теней. Запах дезинфекции щекочет ноздри, стерильность такая, что даже вездесущих муравьев не видно.
Следующий зал — зеркальное отражение первого. Только один ящик выехал со своего законного места в стене, и лежащий в нем обнаженный лиловый мужчина не отрываясь смотрит в потолок.
— Бывает иногда, — виновато бормочет гид и торопливо задвигает ящик.
Когда они выходили, сзади донесся скрип. Лео обернулся — все тот же контейнер как ни в чем не бывало выкатился обратно. Как видно, даже в мертвецких бывают свои бунтари.
В маленьком амфитеатре вместо арены — огромные металлические столы, вокруг кольцами взбегают вверх ряды кресел.
— Здесь мы проводим вскрытия. Обратите внимание на дренажные желоба на столе для операций. Туда стекает кровь во время бальзамирования. Этот стол мы получили из Америки. А раньше крови было чуть не по колено.
— А кресла для чего? — поинтересовалась Селеста.
— Студенты медицинского института — наши частые гости. А как еще воочию убедишься, где какой орган находится? Так что мы и о живых тоже не забываем.
«Вот ведь как», — горько подумал Лео.
— Надеюсь, вы убедились, что ваша подруга будет окружена здесь должной заботой. — Гид улыбнулся.
Лео захотелось его ударить.
— Теперь прошу пройти в зал ожидания, вся процедура не займет и двух часов.
— Я остаюсь, — заявил Лео.
— Не советую, сеньор.
— Я останусь здесь. — И Лео с размаху плюхнулся в кресло.
— Как пожелаете… только… — Под ненавидящим взглядом Лео человек стушевался и вышел.
Селеста села рядом с Лео:
— Тебе нехорошо?
— Это место… просто скотобойня какая-то. Как я могу оставить ее здесь одну? Настоящий мясокомбинат… кто знает, что у них на уме…
Слова Лео прервал скрип двери. Двое служителей смерти ввезли каталку с обнаженным телом Элени.
Лео вскочил.
— Какого хрена они ее раздели… без моего разрешения… сволочи! — заорал он по-английски.
Служители потрясены, это видно по их напуганным глазам, лица скрыты под масками. На них просторные белые балахоны, на руках — резиновые перчатки, на ногах — бахилы, на головах — шапочки. Не поймешь, кто перед тобой, мужчина или женщина.
Селеста потянула Лео назад:
— Тебя сейчас выставят. Возьми себя в руки. Это их работа.
Лео глубоко вздохнул и сел.
— Почему они не спросили меня…
Элени перенесли на металлический стол с желобами. Тело ее не гнется — как у манекена, плоть потеряла упругость и сдувшимся шариком свисает с костяка. Такое впечатление, что ей холодно.
Только великолепные волосы остались прежними.
Один из служителей принес поднос со стальными инструментами. Второй присоединил трубку к сосуду с какой-то химией.
Селеста встала.
— Не могу на это смотреть. Подожду в комнате для посетителей. И тебе лучше пойти со мной.
— Нет.
— Лео, пожалей ты себя.
— Я им не доверяю.
Селеста обреченно вздохнула и удалилась.
Служители обмыли и продезинфицировали тело, вставили затычки в рот, в нос, в уши. В задний проход и во влагалище.
Это чтобы бальзамирующая жидкость не вытекала, с трудом осознал потрясенный Лео. Каждое их прикосновение казалось ему надругательством над тем, что было между ним и ней. Он стиснул зубы, отвернулся, зажмурился.
Когда он отважился наконец повернуться и открыть глаза, ей уже удаляли внутренности. Мягкие органы окунали в формальдегид и возвращали обратно. Потом разрез зашили, в артерию на левой руке вонзили большой шприц, вскрыли в нужном месте вену и принялись закачивать внутрь формальдегид, пока из вены не перестала литься кровь.
Вот и все. Процесс разложения остановлен. Поруганный труп оставили в покое. Лео, шатаясь, подошел к двери и вывалился на улицу.