Интересно, Кирали заметил, что выиграл?
Ну еще бы. Вон как улыбается. Хоть играл он вообще-то неважно, тут и болван бы заметил, что мне мат в два хода.
Я опрокинул своего короля, и шахматная фигура покатилась на пол.
Франц радостно заорал и, забыв про свою больную ногу, в восторге запрыгал по комнате.
И вдруг замер с мрачным лицом.
— Ты специально поддался?
— Нет, конечно.
— Врешь. Ты нарочно.
— Зачем мне врать? Думаешь, мне радостно смотреть, как ты прыгаешь по комнате, точно боров-производитель, которому только что поставили клеймо?
Кирали осекся. Видно было, что он колеблется, верить мне или нет? В следующую секунду он сидел на мне верхом, изрыгая венгерские ругательства и брызгая слюной.
— Зачем ты поддался мне, сволочь такая? Благодетель нашелся!
Я стряхнул его с себя.
— Надо же было чем-то тебя порадовать перед расставанием. Утром я ухожу.
Глаза Кирали наполнились слезами. То ли он был тронут моим отношением, то ли его огорчала предстоящая разлука? Не глядя на меня, Франц вышел из комнаты.
Я разделся и лег. Когда он вернулся, не знаю.
Поутру он молча наблюдал, как я собираю вещи. Руки он мне на прощанье не подал.
Больше мы с Францем Кирали не виделись.
После войны Франц частенько мне вспоминался. Какая судьба его постигла?
И я написал в Иркутск на адрес постоялого двора.
Как ни удивительно, он так там и осел.
Мы пару раз написали друг другу, но переписка наша скоро прекратилась. Очень уж мало общего было между нами.
Выяснилось, что Кирали работал у нескольких женщин и прижил с ними двоих детей, «двух маленьких мерзавцев», которых и видеть не желал. Когда мужья вернулись домой, Францу досталось на орехи, но ничего, до смерти не убили. Нога у него зажила, но ходит он до сих пор с палочкой. На мой вопрос, как он умудрился выжить, Кирали ответил, что надо уметь приспосабливаться. Кроме того, он научился говорить по-русски, записался в большевики и не гонялся за богатством. В чем я, отлично его зная, очень сомневаюсь.
И вот уже больше десяти лет о нем ни слуху ни духу.
На пути из Иркутска я вырезал из дерева фигурки и продавал в каждой деревне. Дядя Иосиф оказался прав, на распятия всегда находились покупатели, но торгашество отнимало кучу времени и сильно замедляло мое продвижение на запад. В отчаянии я как-то ночью украл с поля лошадь. Правда, хозяин с собаками вышли на мой след, но я сумел ускользнуть и гордым всадником перевалил через Саяны. Если бы кляча моя через пару месяцев не пала, я бы ой как далеко заехал. А так пришлось ее съесть. Набил брюхо от души и с собой взял, сколько смог. И зашагал дальше.
Стоял август месяц 1917 года. Я подходил к Абакану, когда случайно наткнулся в лесу на избушку. На лавке перед ней смирно сидел пожилой человек.
— Какой хороший денек, — окликнул он меня.
— И вправду, — вежливо ответил я, проходя мимо.
— Куда вы так торопитесь? Присядьте, отдохните. У меня и водочка есть.
Я огляделся. Домишко стоял на гребне холма, посреди цветущей поляны. Отсюда открывался чудесный вид на окрестные долины и на горы, густо поросшие лесом.
— Спасибо за приглашение. Выпью с вами по рюмочке — и в путь.
— По рюмочке? Почему так? Уж посидеть так посидеть.
Я присел на лавку рядом с ним, и он налил мне.
— Будем знакомы. Олег. А вас как величать?
Я помедлил. Все-таки безопаснее назваться русским именем. Хоть в этой огромной стране столько разных народов, осторожность не повредит.
— Сергей.
— Куда путь держите, Сережа?
— Домой.
Олег усмехнулся:
— Свой дом мы носим с собой. Что влечет вас туда, где вас нет?
— Любовь.
— Ах, любовь. — Он задумался. — Друг мой, если бы вы имели кое-какой опыт в любви, вы бы так не спешили. Смотрите, как хорошо вокруг. Любовь всегда пребудет с вами, за ней не надо гнаться. Она в шуме деревьев. Она в запахе цветов.
Красоты природы услаждали глаз, приятный ветерок щекотал кожу. Волшебное место, что и говорить.
— Может быть, — вздохнул я. — Но я буду счастлив, только когда обниму любимую.
Олег погладил бороду.
— А как вы узнаете, что счастливы? Разве сейчас вы не радуетесь жизни? Или что-то может доставить вам большую радость?
Вот ведь странный человек. Но так располагает к себе.
— А почему нет?
— Когда-то я жил в городе, полном честолюбцев. Стяжатели, они стремились обладать. Богатство и власть влекли их. Ваша цель, быть может, более благородная, но все равно надо четко осознавать разницу между «быть» и «иметь». Страсть съедает человека. Если твоя цель заработать определенную сумму денег, ты не остановишься даже после того, как эти деньги у тебя уже в кармане, тебе надо будет больше и больше. Если человек видит свое счастье в том, чтобы обладать конкретной женщиной, он вряд ли ограничится одной. Ему надо будет покорять еще и еще, все новых и новых. Я знаю, о чем говорю, сам был такой. Если в жизни твоей нет счастья, может, тебе его никогда и не добиться.