Ханна согласно кивнула. Ей вспомнился тяжелый разговор с Лео, когда он сказал, что она прячется за свою улыбку, что она зажата, неискренна, от нее не дождешься откровенности. Его слова очень ее тогда задели, она долго думала и пришла к выводу, что Лео прав: после смерти матери она держала всех на известном расстоянии и не спешила раскрываться.
— Да, мистер Дикин, я хорошо вас понимаю.
— Не называй меня больше «мистер Дикин». Для тебя я Фрэнк. И вот что, Ханна: я готов сделать для тебя все, что в моих силах. Дверь нашего дома всегда для тебя открыта.
— Огромное спасибо, мистер Дик… то есть спасибо, Фрэнк.
31
— До чего же на этом одре неудобно, — пробурчала Ханна. — Какой-то гамак на ножках. Лежишь будто в мешке. На йоговском ложе из гвоздей и то комфортнее.
— Хорошо, давай махнемся, — предложил Лео и спустил ноги на пол.
— Получится, я выжила тебя из твоей собственной постели. А вместе никак нельзя?
Вопрос совершенно невинный, и Лео понял его правильно.
— Пожалуй, места хватит. Хотя с трудом.
— Ничего, прижмемся друг к другу спинами. Сколько лет этой походной кровати? — Ханна запрыгнула в постель к Лео.
— Значит, так: на ней спал мамин брат, когда мне было года четыре. И уже тогда она была не новенькая.
— Господи. Настоящий антиквариат. Ей место в музее.
— На экспозиции раскладушек?
— Что-то в этом роде.
Продолжительное молчание.
— Лео, о чем ты сейчас думаешь?
— Об Элени. Почему она всегда и всюду со мной? Как будто ей что-то от меня надо.
— Серьезно?
— Ну да. Где бы Элени сейчас ни была, она, похоже, не успокоится, пока не добьется своего. А может, это я ее никак не отпускаю. Мы оба словно на ничейной земле, непригодной для нормальной жизни.
— А что бы ты ей пожелал, если бы это ты умер, а она осталась жива?
— Я бы хотел, чтобы она была счастлива.
— О каком счастье ты говоришь?
Лео задумался.
— Чтобы она обрела любовь вроде той, что была у нас с ней. Другого счастья я себе не представляю.
— А ты не будешь ревновать?
— Конечно, буду. Еще как. Но что значит моя ревность против ее счастья?
— Может, она хочет того же для тебя. Может, она не оставит тебя, пока ты не найдешь своего счастья.
— Вряд ли я кого-нибудь полюблю, как любил Элени.
— Откуда ты знаешь? Может, сильнее полюбишь. Если дашь себе волю.
— Ох, не знаю. Тогда это должен быть кто-то особенный.
— Вот твой дед был особенным. Вспомни, что он совершил ради любимой.
— Вот и я о том же, я тоже должен быть способен совершить ради нее подвиг.
— Лео, а что, если ты никого не найдешь?
— Превращусь в мрачного старого брюзгу. Угрюмости мне и сейчас хватает, несмотря на молодость. Осталось состариться.
— Ага, я такая же. Вечно хмурая. Нет, лучше уж найди кого-нибудь, пусть Элени покоится с миром.
— Где искать-то?
— Не знаю, — вздохнула Ханна. — Представления не имею. Мне надо подумать.
Лео повернулся и обнял ее.
— Хороших снов.
Но спать совершенно не хотелось.
— Лео?
— Да?
— Слышишь шум?
— Да.
— Это кошки?
— Нет. Это папа с мамой занимаются сексом.
— О господи. И часто они?
— Между ними не было ничего такого с незапамятных времен.
— О-о… Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Лео?
— А?
— Знаешь, что мне хочется сделать?
— Что?
— Позвонить завтра на работу и уволиться.
— Ну-ну.
— И пуститься в дальнее странствие, как твой дед.
— Отличная мысль. Может, добредешь до самого до Бредфорда.
— Лео?
— Да?
— Ты прав, зачем впустую землю топтать. Где у тебя атлас?
— На полке.
— Можно включить свет?
— Ну, уж если тебе приспичило…
Ханна достала с полки атлас и забралась обратно в постель.
— Что ты задумала?
Она раскрыла атлас на карте мира и взяла с тумбочки заколку.
— Я зажмурюсь, а ты крутани книгу.
— Да зачем?
— Крутанул?
— Да.
Ханна бросила заколку на карту и открыла глаза.
— Куда она упала?
— На Филиппины.
— А точнее?
— Остров называется Миндоро.
Ханна внимательно вгляделась в карту.
— Надо же… Мне и в голову бы не пришло отправиться на Филиппины. Интересно, на что они похожи?
— Понятия не имею.
— Ну, все. Завтра же заказываю авиабилет.
— Спятила?
— Спасибо.
— Теперь мы можем погасить свет?
36
Запись 5
Бабочка павлиноглазка сатурния чувствует запах партнера на расстоянии больше километра и завороженно летит на пахучий зов любви.