И это мгновение тоже не может длиться вечно.
Виртуальный пейзаж подернулся рябью, означавшей, что в нем без предупреждения появилось еще не менее двух других Основателей: волна религиозного ужаса швыряет наземь всех младших гоголов, распростершихся между вспомогательными машинами. Подрастающий воин-разум ускользает от своих встревоженных опекунов, металлический паук с контролируемой токсичностью принимается опустошать многообещающий участок с Мечтателями, пока Творец не вытягивает одну из миллиарда своих рук, чтобы его уничтожить. Какая бессмысленная потеря. Двое гостей, не обращая внимания на вызванную их появлением суматоху, проходят к центральной площадке Сада. Один из них невысокий, ничем не примечательный китаец с седыми волосами, в скромной монашеской одежде. Матчек Чен, один из самых могущественных Основателей во всей Соборности, достаточно учтив, чтобы не появляться здесь во всем своем величии.
Зато вторая из гостей — высокая женщина в белом летнем платье, с изящным зонтиком, прикрывающим ее лицо…
С неожиданной поспешностью Творец быстро принимает меры, чтобы удержать посетителей в субвиртуальном пространстве — нелегкая задача, если учесть, что могущество Основателей способно без труда рассеять любые иллюзии, — и посылает прима-Творца им навстречу.
Пространство превращается в реальный сад с цветущими деревьями вишни. В нем стоит выполненный в федоровистском стиле каменный фонтан — героические фигуры мужчины и женщины, поддерживающие купол. Младшие гоголы-Творцы приносят прохладительные напитки, а прима-Творец выходит навстречу гостям.
— Добро пожаловать, — говорит он, поглаживая свою бородку, считая этот жест весьма внушительным.
Он приветствует гостей легким поклоном. Чен отвечает едва заметным кивком. Творец пытается определить ранг этого гогола — наверняка не прима, но достаточно значительная фигура, чтобы обладать аурой могущества Основателя.
Женщина закрывает зонтик и улыбается, на ее лебединой шее мерцают бриллианты.
— Привет, Саша, — произносит она.
Творец пододвигает ей кресло.
— Жозефина.
Она садится, изящно скрестив ноги и слегка опираясь на зонтик.
— У тебя прекрасный сад, Саша, — говорит она. — Неудивительно, что мы тебя почти не видим. Если бы я жила в таком месте, мне бы не хотелось никуда уходить.
— Порой возникает соблазн, — вступает в разговор Чен, — забыть о реальности необъятного мира. К несчастью, позволить себе подобную роскошь может не каждый из нас.
Творец сдержанно улыбается старшему Основателю.
— Проводимая мною здесь работа служит на благо всей Соборности и приближает Великую Всеобщую Цель.
— Безусловно, — соглашается Чен. — Твоя квалификация в этом деле уникальна. Именно поэтому мы и пришли. — Он присаживается на край фонтана, трогает воду. — Тебе не кажется, что все это слишком пышно?
Творец припоминает, что собственным королевствам Чена, как правило, сопутствует абстрактная, почти спартанская обстановка, практически лишенная физических свойств.
— О, прошу тебя, Матчек, — говорит Жозефина, — не будь таким мрачным. Здесь красиво. Кроме того, неужели ты не видишь, что Саша занят? Он всегда поглаживает бородку, когда ему не терпится поскорее вернуться к своим делам, но сказать об этом не позволяет вежливость.
— У него достаточно гоголов, чтобы заниматься работой, — говорит Чен. — Но будь по-твоему.
Он складывает руки на груди и наклоняется над столом.
— Брат, у нас возникли некоторые проблемы с одним из твоих созданий. Тюрьма «Дилемма» взломана.
— Невероятно.
— Взгляни сам.
Передаваемое Ченом воспоминание снова заволакивает рябью виртуальный пейзаж, и на мгновение Творец видит гогола-Основателя таким, какой он есть на самом деле — голосом миллиардов Ченов, звучащим во всех губерниях, областях и районах Соборности. Это не столько личность, сколько отдельный орган. А затем в его руке появляется замороженный гогол, в котором он мгновенно узнает свое изделие, результат незначительного, уже почти забытого им эксперимента с играми и наваждениями. Архонт, как он его назвал, был предназначен для того, чтобы держать взаперти безумцев и негодяев, неугодных Соборности. Он раскрывает его, снимая оболочку, словно с апельсина, и впитывает его воспоминания.