27 июля 1914 г. царское правительство объявило всеобщую мобилизацию, 1 августа Германия объявила войну России и Россия вступила в войну.
Много лет спустя, когда Гитлер придет к власти и над Европой снова нависнет страшная угроза, Осип Борисович скажет: «Напрасно люди думали, что первая мировая война началась, продолжалась и кончилась. Человечество еще заплатит за то, что допустило себя к такой войне». А в августе 14-го, когда из прифронтовой полосы хлынуло огромное количество беженцев, в жизни Космодемьянского переулка ничего особенно не изменилось. Ни русские, ни немцы не понимали тогда, что речь идет о чем-то очень серьезном, что в корне изменит ту хорошую и теплую жизнь, которую все они там вели. Когда в первые дни войны к Румерам пришла по обыкновению ирландка проводить с Юрой урок английского языка, Анна Юрьевна удивилась: «Помилуйте, война ведь сейчас, не стоит проводить уроки. Вот через месяц-другой она кончится, тогда и продолжим». Но война оказалась суровее, чем думали.
Алиса Блекер, гостившая в то лето у своей старшей сестры Марии близ нынешней Паланги, сравнительно легко, несмотря на свой немецкий паспорт, добралась до Москвы и сразу пришла к Румерам. Анна Юрьевна, поцеловав ее, как всегда, сказала: «Алиса, милая, погляди, что твои немцы наделали!» — «Ужас, — сказала тогда Алиса, — кто бы мог от немцев этого ожидать!».
Москву охватил патриотический угар. Устраивались торжественные молебны «о здравии государя императора», организовывались шествия с портретами царя, иконами и хоругвями. Начались немецкие погромы.
Юрий Борисович вспоминает, как они с товарищами ходили смотреть на необычайные эти зрелища. На Петровке был магазин Мюллера «Рояли». Он торговал различными музыкальными инструментами, но самыми главными были концертные рояли. И вот эти концертные рояли выволакивали и бросали на тротуар. Но разбить их было очень трудно, и тогда погромщики давали подержать детворе факелы и портреты царя и всем скопом наваливались на рояли, рвали сапогами струны, разбивали толстыми ножками роялей витрину магазина, люстры, все, что придется, и разбрасывали по улице клавиши, покрытые тонкой слоновой костью.
На Петровке же был магазин Эйнема, который торговал шоколадными конфетами. Сын Эйнема учился с Юрой в одном классе. В один из погромов, когда разнесли этот самый магазин, целую неделю дворовые собаки облизывали тротуар и мостовую.
Недалеко от Космодемьянского переулка был галантерейный магазин, где торговали в основном белыми воротничками, и там появился большой плакат: «Владелец магазина — Андрей Левинсон — русский, еврейского вероисповедания». И он совершенно шикарно стоял у прилавка, уверенный, что его-то на этот раз не тронут.
Вскоре последовал приказ царя о том, что все немецкие граждане должны быть удалены из столицы и других городов в места особых поселений, т. е. попросту взяты как гражданские пленные. У Бориса Ефимовича были связи в полиции, и он сделал все, как нужно, т. е. получил от начальника полиции бумагу о том, что по ходатайству купца 1-й гильдии Румера Б. Е. Алиса Блекер может остаться в Москве. Но с Алисой стало твориться что-то неладное. Она стала обижаться, потом сердиться, когда при ней рассказывали об ужасах войны: «Немцы не могут внушать ужаса, немцы корректны…»; «на нас напали, но мы покажем…» и т. д. Короче говоря, у Алисы Блекер, всеми своими корнями связанной с Россией, вдруг появился отчаянный национализм. Результаты этой необыкновенной перемены в Алисе Юрий Борисович увидит через двадцать с небольшим лет, когда он навестит ее в Берлине и она, совсем уже седая и высохшая, будет гладить его голову, счастливая от встречи, и при этом ужасные лозунги об уничтожении евреев ей будут казаться самыми уместными в тот момент.
Алиса не захотела остаться в Москве и отправилась с онкелем Фердинандом куда-то под Екатеринбург. Они уезжали с Ярославского вокзала. Румеры пришли провожать их в полном составе. Русский конвой встретил их доброжелательно, офицер сам посмотрел по списку и провел их к нужному вагону. Вагон был первого класса. Проводы эти ничем не отличались от обычных проводов на юг или за границу. И только когда поручик сказал: «Господ отъезжающих прошу садиться», женщины стали плакать. Онкель Фердинанд подошел к Анне Юрьевне и поцеловал ей руку, потом протянул руку Юре, совершенно по-мужски пожал ее и почему-то по-русски, хотя он всегда говорил с ним по-немецки, сказал: «Ты всегда производил на меня впечатление порядочного человека, постарайся и дальше быть таким». Из ссылки Блекеры не имели права писать.
Война продолжалась. К концу 16-го года превосходство Антанты над Германией стало абсолютно явным, Германия оказалась на пороге страшного политического и экономического кризиса и была вынуждена предложить странам Антанты вступить в переговоры о прекращении войны. Но военное командование Антанты не приняло этого предложения и почти по всему театру войны перешло в наступление. В Европе росло революционное движение, усиливались стачки рабочих, во Франции взбунтовались солдаты, начались массовые выступления против войны. В России грянула февральская революция — навсегда было свергнуто самодержавие. Германия пыталась заключить сепаратный мир с Временным правительством, но Временное правительство на это не пошло. Война продолжалась. Приближался октябрь 17-го года.