Стрельба ведётся, бросая свинцовые ливни, с заднего шептала (с открытого затвора), ствол в момент выстрела не запирается. Режим огня, или пламя извержения( последнее звучит куда красивее!) благодаря этому Ноу-хау - только автоматический).
Томас Линкольн даже буркнул под нос:
- Ну, к чему эти технически тонкости? Кто этим будет увлекаться?
Голоногая воительница-капитан, сдвинув густые чернильные брови, грозно воскликнула:
- Поосторожнее, в нем намного сильнее пробивная бронебойной мощи, но меньше скорострельность. Новинка!
Девушка вблизи скалит зубки, куда очаровательней, чем, кажется издалека, добавляет с ухмылкой:
- Для такого воздушного снайпера как ты самый раз!
Тряхнула после этих слов воительница-капитан привязанными к брезентовому ремню подсумками, бросила только что отличившемуся Линкольну конфетку и побежала, мелькая босыми, красиво округленными пяточками.
За ней помчалась другая более юная воительница, почти девочка. И она тоже заманчиво мельтешила, девичьими, еще не успевшими ороговеть от тяжелых переходов подошвами дальше.
Подтащив с присоединенным подствольником автомат к себе, мальчишка-демиург поднял его одной рукой, второй держа конфету планируя надолго растянуть удовольствие. Да вот и удивишься неимоверно, когда будучи, Творцом мирозданий рад обыкновенной шоколадке. Может поэтому и Бог-Сын воплотился, чтобы понять в крайней нужде ценность и прелесть самых простых и банальных вещей
;Пусть ждет нас путь, увы, опасный, но по-своему прекрасный. Как это, наверное, говорили африканские предки мальчишки-демиурга.
Линкольн вспомнил, как в детской колонии им выдали казенные шоколадные конфеты. Тогда он и несколько самых борзых демонстративно выплюнули угощения: мол, мы не принимаем из грязных рук полицейских.
Сержант-малолетка поглядывал теперь попеременно, то на них стервятников с воздушной ямы, то на проплешневелую воронками опушку леска. И хотя Томас Линкольн демонстрировал осторожную воинственность, уже успевший получить в прежнем бою контузию, командир, только вжимался в землю еще плотнее, словно боксер в битве с грозным панчером сгруппировался, согнув шею, чтобы таким образом представлять собой минимальную цель. На плоскостях бронированной цементированнх элементарных вещей.
Но командир вырвал винтовку и, обтерев затвор ладонью, сержант вгляделся в выцарапанные на автоматически откинутом прикладе иероглифы.
Мальчишка-демиург Линкольн неожиданно для себя, же по-детски восхищенно заявил:
- А шоколад то в конфетке натуральный. - Перехватив недоверчивый взгляд командира подразделения, убеждено добавил. - Конечно же, натуральный, меня на эрзаце не проведешь.
Сержант сделал взгляд еще строже.
- Пулемет у тебя и динамо-машина в пасти! - Зло крикнул он. - Эй, тот, чей язык стреляет, быстрее, чем палит любой автомат.
Юный разведчик обиделся:
- Ну, что? Ты хочешь поиздеваться?
Безусый сержант ухмыльнулся:
- Не догадываешься, кто сей автомат таким сделал?
- Какой-то термоядерный и гиперкварковый гений! - Мальчишка-демиург поднял голову, высунувшись, из отрытого уже посчитай в полный профиль окопа.
- Почти угадал! - Сержант надул себе не тронутые еще противной щетиной, которая так любит отрастать в походах, щеки.
Последовала пауза, Линкольну как создателю этих человечков( Корсак алмазная душа, научил его тоже творить разумных индивидуумов!), не было слишком любопытно. Какая разница кто сделал тот или иное оружие. Главное, чтобы оно хорошо воевало. А фамилия конструктора фактор второстепенный.
Тогда сержант, видя столь явное равнодушие, выпалил:
- Мой родной дядя Степан Калашников.
- Я очень рад! - Сухо, так это Богу-Создателю итак известно, обронил непоседливый пацан-демиург Томас Линкольн.
Воспоминания о трудовых буднях той войны, о впечатлении рытья лопатой едва не ставшей в ходе этой ожесточеннейшей катавасии германской вотчиной земли. Величайшие из величайших барометром мужества войны, ожесточенность которой и в тоже время неизбежность страданий может понять только реальный демиург, переживший несколько воплощений.
В голове опять возникла картина воспоминаний об деяниях минувшей эпохи. Что случилось бы в том случае, если бы он оказался хитрее и избежал бы электрического стула. Ему предлагали сдать подельников и в этом случае сохранить себе жизнь. Пусть даже получить лет двадцать тюрьмы!
Но Томас тогда решительно отверг подобное предложение. Однако когда его повели к на электрический стул, то.... Мужество на мгновение покинуло мальчишку и он разревелся словно девочка. Забился в руках полицейский и уже заорал:
- На надо! Я все скажу!
И он едва не сдал ради никчемной жизни своих товарищей. Но тут же перехватил взгляд пришедшей посмотреть на смертную казнь матери. В нем было презрения, что Томас передумал и рыкнул:
- Нет ничего не скажу! Лучше смерть!
Полицейские напоследок врезали мальчишке-негру дубинками, а один даже затушил папиросу об босую пятку Линкольна. Но эта боль даже оказалась отрадой - она отвлекала от более страшных мыслей. Смерть - его ждет или ада или небытие.