Да. В этом и дело – слишком всё ветхо, шатко и смахивает на дешёвую ночлежку. Даже буквы еле крепились на каркасе, угрожая обвалиться со дня на день. Конечно, вблизи всё выглядит прозаичнее, чем издали, и на деле отель не сказочный дворец. Но до такой степени…
Гул моторов стал громче. Генри различил в этой какофонии отчаянный гудок сигнала. Это придало ему уверенности. Как бы там ни было, на этот раз он не в запертой коробке, как метро или цилиндрическая тюрьма. Нужно только добраться до земли…
Вниз вела металлическая лестница, прикреплённая к заднему фасаду. Выглядела достаточно крепко, но Генри первые шаги делал с осторожностью. Конструкция не заскрипела и не обвалилась градом железных скоб. Он почувствовал себя увереннее и бодро зашагал вниз, мимо чёрных, как дёготь, окон. Перебраться в окна он не мог – лестница отстояла от них по меньшей мере на фут. Внизу виднелась узкая полоса проулка.
Когда он преодолел три этажа, лестница внезапно свернула под прямым углом, упёрлась в пол обозревательной площадки и бесцеремонно кончилась. Чувствуя себя жестоко обманутым, Генри сошёл на площадку. Похоже, он находился на служебном крыле. Площадка использовалась работниками отеля как курильня, куда при желании выходят проветриться, не опасаясь застать критичного постояльца. Достаточно широкий бетонный квадрат, на дальнем конце несколько дверей, и на каждой надпись: Только для персонала. Никаких признаков жизни. Ни одного светящегося окна. Отель словно вымер.
Тут что, никого нет?
Наверное, Генри подумал настолько громко, что мысленный глас достиг небес. Во всяком случае, кто-то решил ему помочь с этим вопросом – не успела мысль пронестись в мозгу, как сверху раздался вопль и что-то стремительно промелькнуло в наступающей мгле. «Что-то» кулем рухнуло на бетонный пол и громко охнуло. Генри не успел ничего понять, как упавший шевельнулся и проворно вскочил на колени. Кажется, это был человек… судя по очертаниям. С места, где стоял Генри, он выглядел неясным чёрным силуэтом.
– Чёрт возьми! – совершенно по-человечески воскликнул он. У Генри не осталось больше сомнений. – Что за дерьмо опять?
Вскинув голову, человек порывисто огляделся; видимо, падение не причинило ему серьезных ушибов. Голос казался знакомым, но Генри остался на месте, считая за благо пассивное наблюдение. Но когда человек замер, глядя в его сторону, он понял, что далее молчать нет смысла.
Генри сделал шаг ближе к упавшему, и тот резко поднял правую руку. Что-то было сжато в руке… Голос стал ледяным:
– А ну назад!
Генри поспешно вскинул ладонь, показывая, что не вооружён. Но тут же вспомнил о сумраке и в сердцах плюнул. Забавно получится, если его здесь банально застрелят.
– Опустите оружие, я не враг, – вслух сказал он, не спуская взгляда с пистолета. Тот вздрогнул:
– Ты человек?
– Да, – ответ почему-то вышел слегка неуверенным.
– Тьфу ты, едва не выстрелил, – грозное оружие поникло и уставилось на пол. Генри стало легче дышать. – Надо же, первый человек, которого я вижу в этом проклятом местечке.
Человек устало хохотнул и поднялся. Отсвет неоновых ламп упал на лицо, и Генри едва сдержал возглас удивления. Кого он меньше всего ожидал здесь увидеть, это любопытного жителя квартиры 207. Ричард Брейнтри был в той же невозможно щегольской рубашке с галстуком. Редеющие волосы были аккуратно зачёсаны. Когда Генри подошёл к нему, он нахмурился, сразу став похожим на ощетинившегося пса:
– Постой-ка, я тебя знаю. Ты живёшь на противоположном крыле, так?
Генри с готовностью протянул руку:
– Да, вы правы. Меня зовут Генри.
Брейнтри демонстративно сделал вид, что не замечает жест, и посмотрел куда-то в конец площадки, где копилась тьма. Лицо выражало крайнее презрение. Генри с усилием подавил в себе прилив злости.
– А я Ричард Брейнтри, – представился сосед. – Живу в двести седьмом.
– Да, мы уже встречались несколько раз, – Генри с удовольствием увидел, как лицо Брейнтри скосила гримаса. Впрочем, он быстро нашёлся:
– Не знаешь, что за хрень тут творится?
Генри молча покачал головой. Можно было бы рассказать про свои прошлые приключения, но что-то не хотелось.
– Эта дыра… – Брейнтри взглянул на тёмное небо со скудными гирляндами звёзд. – Что-то это местечко мне напоминает. Случаем, это не тот отель, который расположен напротив нашего дома?
– Похоже на то, – согласился Генри и почему-то тоже взглянул вверх. Сливовый оттенок сошёл, над головой была пронизывающая чернота.
Брейнтри вдруг нахмурился:
– Погоди-ка… Раз ты тоже сюда попал, то значит… Ты ведь полез в эту гребаную дыру, не так ли?
Генри кивнул. Брейнтри задумчиво потёр подбородок дулом револьвера. При виде столь небезопасного действа у Генри заныли зубы, но Ричард не испытывал никакого дискомфорта:
– Получается, это не только у меня… Что-то не так со всем зданием. Точно. Так вот что могло случиться с тем парнем…
– С каким парнем? – немедленно отреагировал Генри. Брейнтри взглянул на него, будто увидел Таунсенда впервые в жизни.
– Журналист. Он раньше жил в твоей квартире, но однажды исчез. Полиция приезжала, устроили полный шум-гам.
– Его нашли?
– Нет, – скривился Брейнтри. – Откровенно говоря, я думал, что этот писака… журналист… полностью сбрендил и просто сбежал. Он был странный, особенно в последние месяцы. Заперся в квартире и не выходил. Всё корпел над своим то ли расследованием, то ли исследованием.
– Как его звали? – отрывисто спросил Генри. Он подошёл к Ричарду вплотную, и тот отошёл в сторону, бросив через спину:
– Не помню. То ли Шиммер, то ли Шварцнер. Довольно простая фамилия.
Он дёрнул ручку одного из дверей, и та с лёгкостью открылась. Внутри было довольно светло – но свет был грязный и засалённый, как от керосиновых ламп. Брейнтри оглянулся на Генри:
– В-общем, я сматываюсь отсюда. Эта хренотень давит на нервы, не находишь?
Глаза пристально наблюдали за Генри, пресекая любые предложения пойти вместе. Генри не сомневался, что если он совершит такую глупость, то Брейнтри попросту наставит на него револьвер и скажет, что их дороги лежат порознь.
Поэтому он только заметил:
– Будьте осторожны, здесь опасно.
– Опасно? – Брейнтри, казалось, заколебался; рука крепче легла на рукоять револьвера. – Что ты имеешь в виду?
Генри подумал о толстяке, его трясущейся от страха руке, которая сжимала воротник рубашки, и выдал:
– Остерегайтесь ребёнка. Если увидите его, держитесь подальше.
И тут же понял, какую глупость сморозил.
– Ха! – Ричард рассмеялся так резко, что смех отдался эхом у стены. – Ребёнка?.. Надо же.
Он окинул Генри испепеляющим взглядом вкупе с холодной снисходительной улыбкой:
– И вообще, тебе тоже следовало бы как-нибудь выбраться из этого места. А я пошёл. Ребёнка…
Фыркнув, он захлопнул дверь. Жёлтый прямоугольник исчез с пола, убрав неестественно удлинённую тень. Генри направился к соседней двери, на ходу размышляя над тем, что имел честь только что слышать.
Он раньше жил в твоей квартире, но однажды исчез.
Картина стояла перед глазами предельно ясно – бедолага журналист, который ошарашенно смотрит на дверь, увешанную цепями. Потом – часы мучительных попыток обрести свободу, и в конце взрыв отчаяния. Но потом…
Явилась дыра. Журналист – Шиммер? Шварцнер? – отправился путешествовать в её бездонную глотку. Конечно… иначе и не могло быть. И он исчез.
Куда привёл журналиста нескончаемый тоннель? В станцию метро? В леса возле Сайлент Хилла, где его загрызли безглазые собаки?
Чёрт бы тебя побрал, Фрэнк, как ты мог умолчать об этом?
Но с другой стороны, что бы менялось, если Фрэнк ему об этом сказал? Разве он стал бы отказываться от устраивающей его по всем характеристикам квартиры только из-за того, что раньше в ней жил журналист, который «полностью сбрендил»? Господи, нет, конечно. Если бы Сандерленд рассказал, что в квартире 302 повесилась целая семья, то в ответ услышал: «Да-да, конечно, спасибо, так когда мне въезжать?». В то горькое время у Генри было только одно желание – уединиться, и чтобы никто ему не мешал. Никто.