– На помощь!
Генри вскинул ногу на верхний прут турникета и оттолкнулся от него. Вот где пригодилась странная лёгкость тела. Он замахал руками, теряя равновесие, но изловчился и всё-таки спрыгнул на другую сторону. Едва приземлившись, Генри устремился вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Синтия была в поезде, который выглядел рухлядью полувековой давности. Тем не менее, поезд гордо обосновался на вполне современных рельсах, и свет ламп освещал цепочку вагонов с соскоблившейся краской. Засмотревшись на это чудо техники, Генри наступил на пустую жестянку, валяющуюся у подножия лестницы, и едва не ткнулся носом о пол.
– Скорее! – поторопила Синтия; в голосе появилась надежда. – Выпусти меня отсюда!
И неистово замолотила кулаками о дверь вагона. Дверь была плотно заперта. Генри видел девушку через толстое стекло. Как она туда попала?
– Успокойся, Синтия… – он огляделся в поисках чего-нибудь тяжёлого. Мусора на перроне было много, да всё мелочь.
– Пошевеливайся! – рявкнула она и лихорадочно оглянулась. – Проклятье, Генри, сделай же что-нибудь! Тут кто-то есть!
– Кто-то есть? – в вагоне, насколько он мог видеть, никого не было. Только длинный ряд кресел с вывернутыми наружу, как кишки, обивками. Спрятаться в узком проходе было невозможно.
– А ты думаешь, я сама себя заперла в этой чёртовой клетке? – она нервно хохотнула; Генри заметил, что одна из пуговиц её блузки соскочила с петли, но вряд ли стоило девушке сейчас указывать на это. – Ну не стой же! Он здесь, я знаю…
Она снова бросилась на дверь в приступе ярости, страха и отчаяния, прижавшись лицом к стеклу. Таунсенд похолодел.
Тут кто-то есть.
Он посмотрел вперёд. Локомотив, такого же замогильного вида, как и весь поезд, упирался носом в конец перрона. У махины не хватало колёс. Из-под корпуса торчали остовы ржавых рессор.
– Подожди меня здесь, ладно?
Генри сделал шаг к локомотиву, и в спину ударил рев загнанного зверя:
– Не смей оставлять меня одну, мерзавец!
Он остановился:
– Синтия, я…
– Только попробуй бросить меня!
Генри сокрушённо качнул головой и устремился вперёд, наплевав на всё. Если в поезде кто-то прячется, как говорит она, то нужно спешить. Он надеялся, что Синтия умная девушка и поймёт всё на лету, но просчитался. Не втолковывать же свои намерения полчаса взбешенной особе, когда на счету каждая секунда.
Она не переставала проклинать его – наверное, уже вся станция содрогалась от отборных ругательств, выдаваемых Синтией со скоростью автоматной очереди. Бегуном Генри был не сильным, и успел запыхаться, пока добирался до локомотива.
– Генри! – что-то в голосе Синтии изменилось. Таунсенд как раз брался за дверцу локомотива. Слава Богу, она была не заперта. – Он здесь… Генри, чёрт бы тебя побрал!
Он застыл, держась руками за липкий от машинного масла поручень. Из локомотива пахло керосином и дёгтем.
Слишком далеко. Не успеть.
А аварийная кнопка – вот она, в двух шагах. Если вагон откроется, она сможет убежать…
Генри запрыгнул в локомотив.
Он здесь, сказала Синтия не своим голосом, и, нажимая на заветную кнопку, Генри знал, что опоздал. Когда он выбрался из локомотива на перрон, вагоны с шипением растворяли дверцы, но спутница не спешила показываться.
– Синтия?
Он кинулся вперёд.
– Где ты?
Шипение заглохло. Поезд разинул свой засохший рот. На платформе стало до жути тихо, и в этом молчании Генри чётко различил шаги – тяжёлые, ровные, которые никак не могли принадлежать девушке на туфлях со шпильками.
Шаги удалялись.
– Чёрт…
Он побежал. На этот раз расстояние от локомотива до вагона растянулось на многие мили. Когда Генри, хватаясь рукой за полыхающую грудь, заглянул в вагон, где осталась Синтия, он мельком увидел, что по противоположному перрону кто-то идёт… но человек зашёл в тень от колонны так быстро, что Генри даже не смог взять в толк, мужчина это или женщина.
Генри вошёл в покореженный вагон. Пол качнулся под ногами, возмущённо заскрипели рессоры. В какой-то момент Генри осознал, что видит себя как бы со стороны – словно по кабельному каналу идёт плохой фильм с незабвенным Генри Таунсендом в главной роли: человек в промокшей от пота светло-голубой рубашке, лицо искажено паникой. И он проигрывал. По всем статьям. Человек, который забрал Синтию, находился где-то далеко, а Генри едва только вышел из вагона и ступил на параллельную платформу. Кинг-стрит, если верить указателям. На краешке сознания крутилось возмущение: как так может быть? Как этот человек, каким бы суперменом он ни был, улепётывает так быстро?
Да. Возмущение и обида. Генри считал их заслуженными. Это был явный мухлёж даже для плохого сна.
Лестница вела в коридор станции. Генри задержался под нею на долю секунды, когда увидел, что все лампы наверху перебиты. Мрак царил на верхнем уровне платформы Кинг-стрит. Не вовремя…
Генри начал подниматься – как паук, карабкающийся по отвесной стене. Слепящий нарисованный свет меркнул по мере того, как он преодолевал ступеньки. Когда Генри наконец встал на гладкий пол, то оказался почти в полной темноте.
– Синтия? – позвал он.
Никто не ответил. Генри видел смутные очертания стен, и длинный коридор, тянущийся вперёд… но что его там ждало, оставалось только догадываться. Он пошёл вперёд быстрой ходьбой, ссутулившись, напряжённо всматриваясь в полумрак. И едва не вскрикнул, когда под подошвами захрустело битое стекло ламп.
Что здесь произошло?
Генри отмёл мысль как несуразную. Главное сейчас – найти Синтию и того, кто её унёс. И не опоздать…
Генри снова перешёл на бег, но темнота тут же услужливо дала понять, что пренебрегать ею не стоит. Он ощутил это сполна, когда в живот впился торчащий разломанный стержень. Боль была такой сильной, что окружающая синева полыхнула сначала красным, потом зелёным. Генри схватился за живот и согнулся пополам. Из-под содранной кожи выступила кровь.
Генри не было необходимости видеть, на что он напоролся, он знал и так. Одна из тех странных железных конструкций, напоминающих каркас какой-то исполинской статуи. Их много валялось в первом коридоре, и, видимо, здесь тоже немало.
Морщась от боли, Генри заковылял дальше. Шаги отдавались жгучей болью в животе. Он вновь подумал, что такие пронзительно-реальные ощущения во сне невозможны… особенная боль. Всякая надежда настигнуть невидимого похитителя умирала. За это время тот со своей проворностью смог бы долететь до луны.
– Генри!
Он выпрямился, когда где-то совсем рядом Синтия назвала его имя. Боль на мгновение забылась.
Сзади? Или спереди? Может, ему померещилось?
– Генри, я у выхода, – голос затрещал и отдалился; раздался протыкающий ухо стальной скрип. – Этот псих запер меня в комнате диспетчера. Здесь, у турникетов… Скорее, сюда! Пожа…
Очередной скрип резко оборвал её слова, и динамик замолк. Репродуктор висел над макушкой Генри.
Она!
Превозмогая жжение в животе, он устремился вперёд – туда, где смутно вырисовывалась лестница, ведущая наверх. Добравшись до её подножия, Генри с удовольствием отметил, что лампы над лестницей целы. Прищурившись от яркого света, он заковылял вперёд. И увидел, как сверху высунулась заострённая терпко-жёлтая морда и с интересом уставилась на него.
Генри остановился. Не мог не остановиться. Собака ничего не предпринимала, лишь слегка подрагивала носом.
Ситуация была патовой. Диспетчерская располагалась сразу после лестницы, по крайней мере, так обстояло дело в настоящей станции. Полминуты, и Генри добрался бы до Синтии. Но коль на верхней ступеньке с почти нахальным выражением морды устроилась эта псина, половина минуты грозила вырасти до половины дня.