— Вот и давайте выпьем за нас, хороших!
Глава 2
— Что-то не понравилась мне твоя соседка, — сказала Женька два часа спустя, когда уже и вино было почти выпито — оставшиеся полбутылки «Киндзмараули» Рита спрятала в холодильник, — и блины съедены, и курица, чуть было не пережаренная в духовке, поглодана. И Тамарочка, поднадоевшая назойливыми расспросами про их с Женькой тюменское детство, домой отправлена. Женька улетала рано утром, вставать надо было в шесть, но подруги, хоть и улеглись уже, все не засыпали.
— Почему не понравилась? Очень славная тетка, — не соглашалась Рита. — Встретила меня в штыки, а потом сама же и мириться пришла. Мол, если бы знала, что у тети Таи есть племянница, обязательно бы мне о ее смерти сообщила. Говорит, что помогала тетке по хозяйству, за квартирой присматривала.
— Вот-вот, такие заботливые только и мечтают, как оттяпать квартиры у одиноких старушек. Вот бесилась, наверное, что ты объявилась! Тут в Москве, я читала, целая мафия орудует квартирная. Слушай, а может, эта Тамарочка — какая-нибудь мошенница? Подозрительно облезлая она какая-то для такого дома. Везде мрамор, ковры, зеркала, а она выглядит как домработница.
— А она и есть домработница. В пятой квартире какой-то дипломат живет, он с семьей в Лондон уехал на полгода, а Тамарочку оставил за квартирой приглядывать. И оставь ты эти свои фантазии! Никакая она не мошенница, тетя Тая ей колечко подарила, так Тамарочка пыталась мне его вернуть!
— А ты не взяла, конечно?
— Нет, оно все равно мне большое! Размер восемнадцатый, наверное! Пусть Тамарочка носит. Нет, правда, она славная тетка! Компанейская. Развлекает меня иногда, в гости забегает. Я же тут в Москве пока не знаю никого. На работе народ доброжелательный, но дистанцию держит. Соседей, кроме Тамарочки, тоже больше нет вменяемых. На первом этаже офисы, на втором в одной квартире живут иностранцы какие-то. Немцы, кажется. Вторая квартира пустая пока стоит.
— А с работой у тебя что? Как фирма-то называется?
— «Измерин».
— Из чего мерин?
— Женька, не издевайся! Никаких меринов, компания измерительной аппаратурой занимается. Монометры там всякие, контроллеры для котлов, для трубопроводов. По всей стране, по всей Европе торгуем, между прочим!
— Все хорошо, значит, у тебя складывается, если неделю всего работаешь, а уже в Прагу едешь!
— Да вроде хорошо все. Там выставка начинается международная, шеф надеется новых покупателей найти, договоры заключить. Меня с собой взял для поддержки.
— С этого места поподробнее! В деталях!
— Не будет никаких деталей! Я буду ему во время переговоров переводить и документы на английском составлять. И все!
— Правда, что ли, все? Так неинтересно... Я думала, ты мне расскажешь про зарождающуюся роковую страсть!
Рита представила серьезное сосредоточенное лицо шефа и рассмеялась.
— Нет, от этого страстей не дождешься! Официален, сух, деловит. Параграф, а не мужик! А мне и лучше, я ведь работать пришла, а не спать с ним. А страстей захочется, телевизор посмотрю. Или Тамарочкины рассказы про ее Толика-паразита послушаю!
— И все-таки не понравилась она мне. Вроде смотрит, улыбается, а спиной к ней поворачиваться не хочется.
— Ну и не поворачивайся! Ты, по-моему, просто ревнуешь, что я с ней подружилась. Не ревнуй, ты — подруга номер один. Навсегда.
Подруги никак не засыпали, все болтали. Перебирали воспоминания, говорили о Риткиных родителях. Вспоминали, как папа на день ее рождения водил девчонок в кафе-мороженое, разрешил заказать сколько хочешь, но чтобы все съели! И они заказали по двести граммов пломбира, объелись уже на половине порции и потом с месяц не могли на мороженое смотреть. Или как к Восьмому марта они решили испечь для мам пирог. Начали с Риткиной мамы, и та, попробовав подгоревший и воняющий содой корж с вареньем (Женька перепутала и насыпала соды столовую ложку с верхом), похвалила стряпух. А потом вместе с ними испекла кекс для Женькиной мамы и позвала Женькиных родителей в гости, и они пили чай вшестером. Женькин и Риткин отцы расхваливали девчонок, и те сидели гордые и уверенные, что это у них так все отлично получилось. А мама просто немножко помогла.
Потом вспомнили, как Женька полтора года назад в гости приехала — оказалась по случаю в Москве и махнула к ней в Рязань. А что, после тюменских расстояний три часа от Москвы в скоростном экспрессе — «да не вопрос»! Это Женька так говорила, когда хотела закрыть ясную для нее тему. Хотя там, в пропахшей болезнью квартире, даже искрометная Женька пригасла, поутратила задор, поскорее утащила Ритку в кафешку, сунув деньги Марии Сергеевне. («Женька, ты что, не надо!» — «Да не вопрос, подруга. Заработала, могу себе позволить!»)
А потом, в кафешке, Женька пичкала Риту пирожными, черным кофе, и ликеру купила вишневого, и по руке ее гладила все время. А потом разревелась, обняв Риту и причитая: «Ритка, ну как же так, ну что же делать-то теперь, а?» А та гладила Женьку по голове напряженной рукой и успокаивала: «Ничего, ничего, я справляюсь. И Мария Сергеевна мне помогает!» Не могла она тогда реветь вместе с Женькой. Если бы разревелась, растеклась бы мокрой лужей, и вряд ли удалось бы ей собраться обратно. Женька, видно, что-то такое почувствовала, потому что быстро прекратила реветь и, пошмыгивая распухшим носом, вручила Рите толстенькую пачку пятисоток: «Вот, на лекарства. Я премию получила за последние исследования. И не вздумай отказываться». Рита и не вздумала. Долгая болезнь матери сожрала все их тюменские накопления, и она уже влезла в долги, взяв в местном банке грабительский кредит под сорок процентов годовых.
— Слушай, повезло все-таки тебе с этой квартирой, правда? — сказала Женька сонным уже голосом.
— Да, повезло. Я и не мечтала, что буду в центре Москвы жить. Может, после своих джунглей поживешь у меня хоть немного? — спросила Рита.
— Да не вопрос, — пробормотала Женька и затихла. Заснула, наверное. А Рита так и не заснула. Она вспоминала родителей и чувствовала, что сегодняшний Женькин визит будто расшатал в ней какую-то плотину и что теперь она сможет вспоминать отца и думать о маме без чувства безвозвратной, окончательной потери.
* * *
Рита так и проворочалась, отсчитывая далекие удары курантов, пока к ним не присоединился звонок будильника. Потом хлопотала с ранним завтраком, вызывала для Женьки такси («Буду я еще до Шереметьева на всяких метро-автобусах добираться! Опоздаю на самолет — вся экономия боком выйдет!»), потом сама собиралась, наспех кидая в сумку все, что не успела собрать вчера, отвлеченная Женькиным визитом. Лично ей платить за такси восемьсот рублей было жаль, поэтому вышла из дому в восемь, за четыре часа до вылета, добралась в метро до «Павелецкой», потом ехала в скоростной электричке до Домодедова — надо заранее успеть, билеты-то у нее! Она встречала шефа, проходила регистрацию. И только потом расслабилась. Все, успела!
— Рита, до посадки еще почти час, я предлагаю сходить в кафе, перекусить, — сказал шеф. Первая фраза за все время, если не считать «здравствуйте» и «пойдемте».
— Пойдемте, — согласилась Рита, — есть действительно хочется.
Они зашли в какую-то выгородку: часть зала обнесена забором-плетнем, поверху натыканы пластмассовые подсолнухи и нахлобучена пара крынок. Внутри — несколько столиков, в углу — телега с горшками и тарелками. В тарелки горкой навалены всякие салаты-винегреты. Из горшка какой-то пожилой господин накладывает себе вареный картофель.
— Пожалуйста, меню, — подскочил к ним официант, одетый в косоворотку. Эдакий добрый молодец. Кафе явно демонстрировало русский народный стиль.
— Рита, вы хотите заказать что-нибудь горячее? Или предпочтете телегу?
— Телегу? — не поняла Рита.
— Ну вон, видите, где закуски расставлены. Можно подходить и набирать все, что нравится. Или горячее закажем?