— Пётр — проявление целесообразности в природе. Содрал старую кожу, мешавшую расти новой, — разглагольствовал Коханов, пока Сергей пил прямо из-под крана. — А вообще, к твоему сведению, жизнь — это подпирающие друг друга слои: дети вытесняют своих родителей, я вытесняю отца, меня вытесняет сын, сына будет вытеснять его сын. Время — топор, отрубающий ненужные ветки. Пётр — тоже топор, то есть суровая необходимость.
— Недавно ты считал совсем наоборот, — вытерев рот рукавом, сказал Сергей.
— Я многого не знал. — Коханов склонился над умывальником и долго пил, всхрапывая и чмокая губами, как лошадь. — Уф! Два водорода плюс один кислород, а как приятственно! Так вот, на чём мы остановились?
Сергей, пока он пил, подошёл к Надюхе, намереваясь обнять её, но она вдруг с такой резкостью отбросила его руки, что в первый момент он решил, что она просто так странно шутит, валяет дурака, но, заглянув ей в лицо, понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и всё в нём напряглось, насторожилось.
Коханов выжидающе посмотрел на Сергея, на отрешённо стоящую у окна Надюху, хмыкнул, почесал свой широкий прямоугольный лоб и, подняв палец, изрёк:
— Жестокость времени! Жестокость прогресса! Антон Павлович Чехов выразил одну мысль, которую я считаю совершенно гениальной: если вы хотите сделать человека лучше, покажите, каков он есть. Я бы перефразировал это так: если вы хотите преодолеть жестокость прогресса, покажите её во всей, так сказать, красе.
Он покосился на Надюху, спросил взглядом у Сергея — дескать, что это с ней, — но Сергей лишь недоумённо пожал плечами. Коханов на цыпочках, вжав голову в плечи, вышел из кухни и торопливо простился, понизив голос, как будто покидал дом, где оставался тяжко больной.
Проводив Коханова, Сергей вернулся на кухню. Надюха тотчас, едва он появился, демонстративно вышла. Сергей уже начал догадываться, что дело тут, видимо, не обошлось без вмешательства Магды, но гнал эту страшную догадку, хотя чувствовал, что всё именно так. Он помедлил, замирая от нерешительности и гнетущего чувства неизбежной беды. Прикуривая, он заметил, что у него дрожат руки. Он курил, глядя в окно. Взгляд его не мог остановиться на чём-то определённом — прыгал, дёргался, и мысли разбегались, как тараканы от внезапно включённого электричества. Надо было срочно что-то предпринимать, но что и как, он не знал. Первое и единственное, что пришло ему в голову, было пойти и покаяться перед Надюхой честно, без утайки признаться в случившемся грехе и попросить прощения. Но тут же он и испугался — он знал свою Надюху, знал, что вряд ли сможет она простить ему измену, да и преподносить ей такой "подарочек" в день заселения в новую квартиру показалось ему слишком жестоким. Так ничего и не придумав, он пошёл к Надюхе.
Она стояла в прихожей перед зеркалом. Он подходил к ней, и она не спускала с него строгих внимательных глаз, словно взяла на мушку и вела на приделе. Он встал рядом, глядя на неё в зеркало.
— Что случилось, Надежда? — спросил он, стараясь выдержать взгляд.
— Скажи мне, пожалуйста, — размеренно проговорила она, не спуская его с прицела, — когда ты был у Магды, она сразу дала тебе деньги или потом?
— А что? — изобразил он удивление, видя в зеркале, насколько оно фальшиво и больше походит на испуг. — Зачем это тебе?
— Нет, ты скажи: сразу, как только ты пришёл, или потом?
— Сразу. А что тут такого?
Он сдерживал своё лицо, напрягал мышцы, но помимо воли откуда-то из самого нутра выползла тонкая ухмылочка и скривила ему губы. Надюха застонала и с маху кулаком саданула в зеркало, по этой его ухмылочке. Зеркало мелкими осколками посыпалось на пол. Надюха метнулась в комнату, схватила плащ, сумку и вылетела вон из квартиры, лишь сверкнули её побелевшие, исступлённые от горя глаза.
Сергей побродил по пустой квартире, прилёг на тахту. Он ждал час, два, три, думая, что Надюха опомнится и вернётся домой. Он уснул не раздеваясь, сморённый усталостью и нервным напряжением. Ночью он дважды подхватывался, ему мерещилось, будто кто-то вкрадчиво стучится в дверь, но оба раза обманывался — всё так же было тихо и пусто в квартире, как и час, два, три часа назад.