Габриэль засмеялся, и извивающаяся собачонка снова захлебнулась неистовым лаем.
– Входите, пожалуйста, – громко повторила Лия, перейдя на французский, и посторонилась, пропуская Габриэля.
Он не мешкая прошмыгнул в квартиру, сопровождаемый злобным рычанием и лязгом зубов собачонки.
Лия вздохнула.
– Всего хорошего, мадам…
– Имейте в виду, я могу устроить, чтобы вас отсюда выселили, – не унималась соседка. – Есть кое-какие связи…
– Доброго дня, мадам Хофман, – пожелала Лия и захлопнула за собой дверь.
– Очаровательная особа, – заметил Габриэль, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери тявканью.
– По-моему, она вполне безобидная. Одинокая просто. Как говорила моя grand mère: «Брехливой собаки не бойся, а соседа-молчуна берегись».
Лия прошла в комнату, оставив после себя легкий аромат жасмина.
– Первый раз слышу.
Он огляделся, стоя в обшитой деревянными панелями прихожей.
– Индейская поговорка.
– Ваша бабушка – американка?
– Нет, – Лия нахмурилась, но развивать тему не стала и просветлела лицом: – Благодарю за отзывчивость. Надеюсь, я не оторвала вас от дел?
– Вовсе нет, – Габриэль опустил сумку. – Вы меня заинтриговали.
Она даже не подозревает чем.
– Картина здесь.
Она наклонилась, чтобы достать небольшой пейзаж, прислоненный к стене около двери. И никаких следов холста с обнаженной натурой…
Лия подала Габриэлю картину.
– Узнаете?
При ближайшем рассмотрении потуги художника угодить зрителю стали еще очевидней, чем на фотографии, но сюжет картины не узнать было нельзя. В правом нижнем углу был замысловатый автограф «Уильям Сеймур».
– Это Милбрук-холл, наше родовое поместье уже несколько веков. Подпись моего деда. Такие пейзажи он десятками писал, и на всех Милбрук.
– Так он художник?
– Просто состоятельный землевладелец, не особо обремененный заботами, любитель искусства, – признался Габриэль. – Всегда мечтал устроить выставку своих работ.
– И как, получилось?
– Только у себя в столовой, как ни возмущалась супруга. – Габриэль криво улыбнулся. – По крайней мере, так говорят.
Лия улыбнулась в ответ.
Габриэль перевернул картину. На обороте не было ни единой пометки, способной пролить свет на то, как картина попала сюда.
– Пейзаж принадлежал бабушке, – объяснила Лия, словно прочитав его мысли. – До сих пор ума не приложу, как она его заполучила.
– Гм, – Габриэль перевернул картину лицом к себе.
– Так вам ничего не говорит имя Эстель? Эстель Алар?
Он покачал головой.
– К сожалению, нет. Перед отъездом я созвонился с отцом, он тоже не слышал такого имени. Собирается при первой возможности спросить деда.
– Он еще жив? Тот самый Уильям, что это написал?
– Да. Ему девяносто восемь, годы, конечно, берут свое в смысле здоровья, но он еще в здравом уме. Может, мы получим ответ.
Габриэль взглянул на Лию.
– Эстель Алар была вашей бабушкой?
– Да. Она скончалась как раз в этом возрасте. Девяноста восьми лет.
– Вы были с ней близки?
Лия вздохнула и потеребила маленький кулончик на шее, на котором сверкнули три крохотных красных камешка, инкрустированных в эмалевую поверхность.
– Пожалуй… Насколько это возможно с не очень общительным человеком.
Ей вдруг стало явно не по себе, и она осеклась.
– Я думала, что хорошо ее знаю. А теперь она мне кажется совершенно незнакомой.
Габриэль не нашелся, что на это ответить.
– Простите. Не обращайте внимания на мою болтовню. Как вы считаете, ваша семья захочет вернуть картину? Может, с ней связаны какие-нибудь трогательные воспоминания?
– Благодарю за предложение, но картина безусловно принадлежала вашей бабушке. Она ваша. Можете ею распоряжаться как угодно.
Он вернул ей маленький пейзаж, размышляя, как бы невзначай завести разговор о заветном холсте. Черт возьми! Он не уйдет, не разглядев его как следует!
– Скажите, а как вы меня нашли?
– Через ваш сайт, – она окинула его проницательным взглядом карих глаз. – Вы ведь оценщик произведений искусства.
– Да. Более десяти лет. А еще занимаюсь реставрацией.
Если она нашла его веб-сайт, то и об этом знает.
– Картин, – уточнила она. – Специализируетесь на произведениях ранних модернистов.
– Но приходилось сталкиваться с работами пятнадцатого века и более поздними. Я также реставрирую мозаику и фрески, хотя в случае особо ценных произведений обычно рекомендую клиентам более опытных специалистов. Хватает ума понять, где могу не справиться.
– Может, расскажете, что за клиенты?
Габриэль внезапно усомнился в своей первоначальной оценке познаний этой женщины в области искусства – уж очень здорово этот разговор начал походить на собеседование.