– А она сказала, что это ты змея, с гор спустилась, до Москвы доползла. А я ей сказала, что сама она гадюка, русская гадюка, и до гюрзы ей далеко (прим: гадюка обыкновенная (русская) обитает в средней полосе. Для человека укус обыкновенной гадюки считается опасным, однако редко приводит к летальному исходу. Гюрза (кавказская гигантская гадюка) водится в Дагестане и в Краснодарском крае, яд действует довольно быстро, укус гюрзы смертелен).
– Где ты об этом вычитала?
– В энциклопедии, мне Витька подарил четвёртый том, «Земноводные», ему дядя Митя из типографии принёс. Ну, типографский брак. Витька говорил, им разрешают брать.
Задохнувшаяся от гнева Натэла глубоко подышала, восстанавливая душевное равновесие. Ей следовало бы отчитать дочь – за то, что не сдержалась, не смолчала. Молчать и не отвечать, не ронять себя. Месть – блюдо, которое подают холодным. Но Нина сейчас в таком состоянии, что любое слово, любой совет примет как удар.
– Надо как-то жить, дочка. Надо жить.
– А где мне – жить? Здесь, сказали, больше нельзя, потому что я совершеннолетняя. В папиной квартире тоже негде. Баба Зина… Зинаида Леонидовна разрешила с ней в одной комнате… Сегодня разрешила, завтра скажет «нет». Не пойду. Ни за что! Я лучше здесь… умру и с бабушкой Машей буду.
Нина приподнялась на локте, пытливо посмотрела в мамины глаза.
– Мама… Скажи, почему я никому не нужна? Папе была не нужна. Ты теперь с Тамазом живёшь. Витька обещал писать, а не пишет. Не вспоминает. И Максим… Почему он со мной так? Почему?!
– А что у тебя с Максимом?
– Ничего. Не было и не будет. Вообще ничего.
Натэла порылась в сумочке, достала паспорт, протянула Нине. Нина так же молча перелистала страницы: «Зарегистрирован брак с Цавахидзе Тамазом Зоиловичем…» Фамилия грузинская, отчество греческое, значит, Тамаз полукровка, как и мама. Как и она, Нина. Забавно. «Адрес регистрации по месту жительства: Ул.Мира, дом.32, Марнеули, Квемо-Картли, Грузия». Забавно. Номер дома такой же, как у них. Забавно. Квартира не указана, значит, у Тамаза собственный дом. Значит, мама тоже её предала.
Нина равнодушно посмотрела на мать и отвернулась к стенке. Натэла взяла со стола чайник и вышла из комнаты. В кухне хлопотала Анна Феоктистовна, вынимала из духовки противень с пирогами. Натэла поставила на зверевский стол деревянную разделочную доску, чтобы не сжечь клеёнку, забрала у опешившей Феоктистовны противень, пристроила на столе.
– С чем пироги-то?
Зверева что-то блеяла в ответ, по овечьи дёргая шеей. Натэла её не слушала. Зажгла под своей горелкой газ, поставила чайник.
– За что Нину мою обидели? Справились с девчонкой – не пьёт, не ест, лежит, краше в гроб кладут. Зато на кухне просторно стало, и горелка лишняя. Горелку-то как поделили? С Раиской на двоих?
– Прости, Наташа. Меня бес попутал. Райка, злыдня, в уши нашептала, я и повелась. Я к Ниночке-то приходила, прощенья просить, так она на порог не пустила. Может, пирожка поест? – Зверева оживилась, достала широкий нож, отхватила от пирога чуть не половину.
– Не трудись. Не возьмёт она твой пирог. Она из-за вас… Она умереть решила, голодом себя уморить. Лежит бледная как смерть, глаза запали… – Натэла опустилась на чужую табуретку и заплакала, вытирая глаза подвернувшейся под руку кухонной тряпкой.
Зверева отняла у неё тряпку и сунула в руки полотенце.
По комнате кто-то ходил не таясь, с грохотом выдвигал ящики комода, шелестел бумагой, гремел ключами. Надо бы встать и посмотреть – кто. Если соседи, прогнать. Если мама, сказать, что она хочет спать, и чтобы гремела потише. Надо встать. А сил почти нет. Мысли текли лениво, веки не хотели открываться, тяжело и плотно легли на глаза. Спать. Спать…
Разбудил её мамин голос:
– Вставай. Долго валяться собираешься? Слышишь, что говорю? Вставай, умывайся, и будем ужинать. Я чай заварила, стынет. – И сунула Нине в руки паспорт. Нинин собственный паспорт, в котором штамп о регистрации по месту жительства в папиной квартире был зачёркнут, а под ним стоял новый. «Москва, Нагатинская ул., дом 32, кв. 28» – с удивлением прочитала Нина.
– Ты так долго читаешь, что я уже сомневаюсь, не забыла ли ты алфавит. Что тебя так удивило? Это называется родственный обмен, на него согласия соседей не требуется: я из Москвы выписалась, а тебя прописала, вместо себя. О Дерябиных забудь, нет у тебя больше родни. Живи и на прошлое не оглядывайся. Ты теперь здесь полноправная хозяйка. А я у тебя в гостях. Невежливо принимать гостей неумытой и непричёсанной. И в пижаме.
Пришлось вставать, одеваться и плестись в ванную комнату. Бабушка приучила маленькую Нину зимой и летом умываться ледяной водой. Вода пахла обжигающей свежестью, дарила лицу румянец, помогала проснуться. Помогла и теперь. В коридоре вкусно пахло жареной картошкой. Она обязательно купит картошку. Завтра же! И пожарит её на сале, в морозилке есть кусочек сала… А можно её сварить. И есть – горячую, душистую, рассыпчатую! – обмакивая в соль и запивая молоком.