Панна Крися ходила по квартире, охала, ахала, сокрушалась, восклицала по-польски «матка боска» и мелко трясла головой, что означало крайнюю степень негодования. Нина подумала, что матерь божья ни с какого боку не имела отношения к квартире и в распределении ордеров участия не принимала. Но сказать об этом Кристине не рискнула, а квартиру решила оставить за собой. Пусть не новая, за выездом, и придётся делать ремонт. Зато она никогда больше не увидит панну Крисю, никогда не услышит того, что нечаянно услышала в коридоре.
* * *
Нине не спалось: одолевали мысли о новой квартире и о Кристиане, которая советовала ей вынести на помойку оставленную прежними жильцами мебель: шкаф, кресло и зеркало.
– Легко сказать – вынести. Шкаф неподъёмный, зеркало тронь и расколется, да и кресло массивное, тяжёлое, мне его не поднять.
– А ты грузчиков попроси, которые вещи твои повезут, – упорствовала панна Крися. – Переезд тебе даром обойдётся: дом на слом, всех бесплатно перевозят, за счёт города.
– Переезд бесплатный, а чужие шкафы выносить кто же согласится? Да ещё с последнего этажа, десять лестничных пролётов на руках тащить, без лифта… Платить придётся за каждый этаж, я узнавала.
– Узнавала она… Больно умная. Ну и заплатишь, не обеднеешь.
Нининых денег Кристиане было не жалко, её вообще не интересовало, на что она живёт. Хватило бы зарплаты на переезд, думала Нина. Не станут грузчики на пятый этаж мебель на руках поднимать бесплатно. И старую выносить не станут. Да и жалко выбрасывать: шкаф красного дерева, дверки инкрустированы, похоже, настоящей бронзой, Нина в этом разбиралась, а Кристиана нет, вот и предложила выкинуть. Странно, что никто его не забрал себе. И зеркало – дивное, старинной работы, амальгама мутноватая, но можно что-нибудь придумать, почистить. Остаётся кресло. Она разберёт его на части и вынесет, и не надо будет никому платить!
Нину охватило радостное предчувствие, спать не хотелось совершенно, а утром на работу. Может, ей воды попить? Может, тогда удастся заснуть? Нина накинула халат, вышла в тёмный коридор и, не дойдя до кухни трёх шагов, прислонилась к стене, ощутив полубоморочную противную слабость: на кухне говорили о ней. Прижимаясь щекой к серым от старости обоям, слушала слова, не предназначенные для Нининых ушей.
Рая молотила языком, как сказала бы баба Маша. Всю жизнь она была для Нины добросердечной и всё понимающей тётей Раей, и в каком-то смысле заменила ей мать, когда Натэла уехала и Нина осталась одна. И теперь вибрирующим от удовольствия голосом говорила гадости. По Раиному выходило, что она, Нина, неудачница, старая дева и монашка-затворница. Панна Крися поддакивала угодливо, плела что-то о фригидности и асоциальности, покачивала черепаховым гребнем и подбрасывала в огонь дров, успевая вставлять в короткие Раины паузы бесконечные «тво́я правда» и «то так» (польск.: ваша правда, это так).
– С квартирой-то найдёт себе кого-нибудь. А с тринадцатью метрами в коммуналке кому она нужна? Никому! – говорила Кристиана.
– Слава богу, я Витьку моего от неё отвадила, написала – гуляет твоя невеста с милиционером, мать-то от неё к полюбовнику ушла, девчонка и сорвалась как с цепи. Поверил. Как матери не поверить? Галка-то его – начальника дочка, родители богатые, квартиру им с Витькой купили. А мы с Митяшей и бабкой его будем жить в трёхкомнатной. А может, и в четырёх… Витька-то взрослый мужик, ему отдельная комната положена. Да и бабе Липе положена, она ж престарелая. Дадут нам четырёхкомнатную, а Витька потом, через год выпишется, если захочет, – радовалась Баронина, а панна Крися повторяла своё «то так» и «кажды увежи» (всякий поверит).
– Ты вот что, Криська… Ты бы с Нинкой поприветливей. Подселенкой к ней просись, может, согласится. Что тебе одной-то вековать, одна-то с ума сойдёшь. А с Нинкой всё веселей. Замуж выйдет, внуков нянчить будешь.
– Сдалось мне с отродьем её вожгаться! – возмутилась Кристиана – Тебе, видать, мозги отшибло совсем… К Нинке подселенкой, выдумала тоже!
– Ты рот-то прикрой да подумай. Время есть пока. Я тебя в подселенки силком не пихаю, я дело говорю. С двухкомнатной-то квартирой Нинка мигом замуж выскочит, а ты ей соли под хвост и сыпанёшь… Не выдержит и к мужу переберётся, а ты в квартире хозяйкой заживёшь. Хрен с ней, с Нинкой, что она там прописана. Ещё и благодарна тебе будет, что за квартирой присмотришь, полы вымоешь да цветы польёшь. Ещё и денежек даст. А в комнату жиличку пустить можно, а деньги с Нинкой пополам. Думай, Криська, думай.
Нине отчаянно хотелось ворваться в кухню, затопать ногами, отвесить Райке пощёчину, а вторую влепить Крысе… Она с трудом пересилила себя, оторвала от пола ноги, которые словно приросли к половицам, и вернулась в комнату, позабыв зачем вышла. Так вот почему Витька прислал ей из армии всего два письма, а на дяди Митином юбилее старательно изображал друга детства. Впрочем, так оно и было. Но друг мог бы написать. Хоть бы с днём рождения поздравил.