11. Как у людей
За стол сели ближе к вечеру и не расходились до поздней ночи. По словам Анны Феоктистовны, праздник получился как у людей. Витькин отец подливал всем, не жалея, марочный коньяк. Под недовольным Раиным взглядом Витькина прабабушка опрокинула налитую внуком рюмку, закашлялась, закусила солёным груздём, закивала одобрительно: «С толком грибочки посолены». Митяй, скосил глаза на жену, толковавшую о чём-то с Анной Феоктистовной, и налил бабе Липе вторую, которая мгновенно исчезла в «олимпийской» глотке, так что Рая ничего не заметила. Панна Крися, ревниво следившая за тем, как Олимпиада Никодимовна жевала беззубыми дёснами её грузди, заявила на весь стол, что солить грибы умеют только в Польше, а польский борщ с белыми грибами умеют варить только в её родном Вроцлаве.
Это она – про Нину, которая в прошлую субботу предприняла попытку сварить борщ (до сих пор пробавлялась простецкими супчиками) и была обнаружена панной Крисей на кухне с поличным: мелко покрошенной на разделочной доске свёклой и капустой, которую Нина собиралась бросить в кипящую воду. Панна Крися молча забрала у неё доску, убавила под конфоркой огонь и произнесла на польском длинную тираду (Нине послышалось змеиное шипение):
– Musze ci urwac rece! Nie wiesz, Jak to zrobic, to nie jest to, co wziates… (Руки бы оторвать тебе! Не знаешь, что делаешь, так не берись). Nie gotujesz swini, gotujesz sobie.
Последние слова были понятны: не свиньям готовишь – себе. Нина хотела оскорбиться и уйти, но панна Крися сноровисто cпустила c доски в кастрюлю капусту – без всплеска и брызг. Достала из своего шкафчика баночку с сушёными грибами, захватила щепотью несколько штук, бросила в закипавшее варево. Свёклу кинула на сковородку, которую поставила на свою конфорку, а оторопевшей Нине сунула в руки луковицу:
– Порежь помельче да зажарь с морковкой, чтобы лук прозрачным стал, а морковь золотистой. Сверху мучкой посыпь зажарку. Кто ж так борщ варит? Кто ж кладёт – всё одним разом? – перейдя на русский, причитала панна Крися. И обида уходила, уступая место благодарности. Грибов своих не пожалела, горелку свою зажгла, борщ варить научила.
– Что ж мне, в разных кастрюлях варить… компоненты? – спросила Нина, и удостоилась короткого «Boze, daj mi cierpliwosz!», понятного без перевода. Черпливошч, слово-то какое противное. Терпеливость? Терпение! Панна Крися просила бога дать ей терпения. Нине стало стыдно, и она замолчала. Панна Крися сварила за Нину её борщ, который оказался необыкновенно вкусным, они съели по тарелке и разошлись, довольные друг другом.
Засыпая, Нина с теплым сердцем думала о Кристиане: вовсе она не крыса, она хорошая. Красивая даже в старости женщина со злой судьбой, одинокая, без друзей, без родины, ей даже по-польски поговорить не с кем… Нину могла бы высмеять, а она – научила готовить настоящий польский борщ с белыми грибами!
В их семье еду готовила бабушка, Нину на кухню не допускали, чтобы не путалась под ногами и не мешала. Да и соседи замечание сделают: девчонка в квартире на птичьих правах, а она – и в ванной, и в коридоре, и в кухне, везде она! Как у себя дома! Раиса так и сказала однажды Нининой бабушке. С того дня девочке не позволяли выходить без надобности даже в коридор, и приходилось сидеть и ждать Витьку, который мог ходить где ему вздумается. Нина ему завидовала. Но играть одному мальчику было скучно, и он, по определению Раисы, «поселился у Дерябиных насовсем, и не выгонишь, хоть кол на голове теши». Представлять, как на Витькиной голове тешут топором осиновый кол, было весело. Почему осиновый, оба не знали, но так было интереснее. Раисины попытки выудить Витьку из комнаты успеха не имели: Витька откликался матери (попробовал бы он не откликнуться!), говорил «я щас», обещал прийти «через минуточку», клялся, что «ещё чуть-чуть, доиграем и приду». Наконец Рая не выдерживала и, открыв дерябинскую дверь, говорила:
– Здравствуй, соседушка. Засранец-то наш с самого с утра здесь квартирует, ты бы веником его вымела, коли он слов не понимает!
– Я не сра… не с утра, я после завтрака пришёл, – возражал Витька, копируя мать.
– Ты кого передразниваешь? Ты кого, злодей, передразниваешь? – свирепела Рая. – С матерью шутки шутковать вздумал? Сра, не сра… Вот сейчас и просрёшься, дай только до комнаты дойти, – грозно обещала Рая, ухватив строптивого сына за шкирку и волоча за собой по коридору.
Притихшая Нина вопросительно поглядывала на бабушку. Машико Нугзаровна в ответ улыбалась. Может, Витьке не сильно достанется, и вечером его отпустят к Дерябиным…