– Райка, зараза такая! Опять баску забыла пристрочить, а мне из-за тебя с клиенткой языкатиться! Рот закрой и работай. Ещё раз забудешь, вылетишь отсюда, так и знай.
– Счас, Роза Григорьевна. Розочка Григорьевна, я мигом! Простите, Роза Григорьевна, сама не знаю, как так вышло… – привычно каялась Рая, поглядывая искоса на мастера: сошло с неё или ещё сердится.
С Розой Григорьевной портить отношения не стоило. Рая со вздохом пришивала к талии платья и впрямь забытый ею волан. Строчила ровно, будто по линейке. Швейную фурнитуру и отделочные детали мастерицы поручали только ей, зная, что работа будет выполнена безукоризненно, не придерёшься.
Не имея среди своих товарок авторитета («Сколько лет её учили, а только и умения: на машинке строчить да языком»), Рая приобрела богатый опыт женских хитросплетений, заговоров и мелких пакостей. Машико Нугзаровне она как-то бросила в бак с кипящим бельём портновскую булавку – всего одну. Булавка вошла глубоко в ладонь, когда баба Маша отжимала пододеяльник, выкручивая его руками почти досуха (стиральные машины были не у всех, постельное бельё замачивали в ванне и вываривали в кипятке, добавив в бак горсть кальционированной соды).
Машико не устроила скандала, которого Рая ждала: приготовила оправдательную речь и предвкушала, как ей будут сочувствовать и утешать. Ведь всем известно, что бабы Машина дочка Натэла, а по-русски Наташка, шила кухонные прихватки и фартуки и учила Нину вышивать. Вот и попала булавка в постельное бельё. За девчонкой своей не уследили, а на неё, Раю, вину возвели.
Баба Маша долго ходила с забинтованной рукой, распространяя по коридору тяжёлый запах мази Вишневского (булавка проткнула ладонь почти насквозь, и ранка загноилась) и приветливо здоровалась с Раей, которая две недели не слезала с толчка. В заварке таинственным образом оказалось слабительное, а в сахаре мочегонное, и с Раей творилось такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Остальным членам семьи повезло, Витька завтракал и обедал в школе, а Митяй чай не любил, предпочитал ячменный кофейный напиток, а сахар любил кусковой.
С того дня Рая держала свои способности при себе. И наконец – ей представился случай, для Раи совершенно безопасный, а потому заманчивый. Она вела сложную игру, чувствуя себя шахматным гроссмейстером, играющим сразу несколько партий с шахматистами-любителями. Сеанс одновременной игры заключался в том, что со Зверевыми Рая договорилась не брать квартиру по первым двум ордерам и дожидаться третьего, который – «самолучший!» На самом же деле, брать жильё надо по второму ордеру. По третьему, последнему, давали «не квартиру, а слёзы, и район самый заухабистый, и трамваи под окнами скреготят»». А отказаться уже не откажешься, ордер-то последний, другого не дадут, нравится, не нравится, а придётся взять. Спохватятся Зверевы, да поздно будет.
* * *
В райисполкоме Барониных ждал удар: для получения ордера требовался Витькин паспорт и Витькино присутствие. Митяй спешно телеграфировал сыну и получил убийственный ответ: Галя в прошлом месяце родила двойню, мальчиков назвали Петром и Павлом, в честь святых апостолов, а детей, сказали, у неё больше не будет. Но радоваться появлению на свет внуков Митяй не мог: сукин сын Витька месяц назад оформил в Мурманске прописку, а из московской квартиры выбыл автоматически (для выписки Витькино присутствие не требовалось).
– «Ууу-бьюуу! Шкуру спущу с сукиного сына!» – бесновался Митяй, но сделать ничего не мог: руки коротки, как сказала Анна Феоктистовна, и Митяй швырнул в неё стаканом, к счастью, пролетевшим мимо.
– Ах же ты сморчок! Хулиган старый! – сорванным горлом выкрикнула «передвижница» и посмотрела на Раису так, что той стало ясно: договор со Зверевыми аннулирован.
Кристиана почуяла наживку и вцепилась в Раю как оголодавшая щука в блесну. С Ниной у неё ничего не вышло: девчонка не возражала, но на Крисину уловку не клюнула, взяла квартиру себе одной, в том самом доме с венецианскими окнами и лепными карнизами. «Вот же зла джевчина, вот же отродье! Не прогадала, – с завистью думала Кристиана. – Стены толстые, потолки трёхметровые, на балконе ограда фигурная, окна арочные… Чтоб ей житья там не было!»
– Так как же, пани Рая, возьмёте меня к себе подселенкой? Мне и без вас квартиру дадут, да привыкла я к вам. О вашей выгоде пекусь, не о своей. Сунут вас в однушку-малогабаритку, кухня четыре метра, прихожая полтора, и будете радоваться, – потеряв терпение, закончила Кристиана.
– Уйди ты ради Христа, без тебя тошно. После поговорим… Митяй переживает сильно, не до тебя мне.